Кто-то из вас должен умереть! Непридуманные рассказы
Шрифт:
– Ну, ничего, до дома я вас как-нибудь доставлю, главное, что живой.
– Живой… А как же эксперимент? – тревожно спросил Кресало. – Неужто не удался? Что же я зря жизнью рисковал?
– Ну почему же, – пожалел старика Абелин, – теперь я вижу, что такое могло быть.
– Ну и хорошо, – закатил глаза Кресало. – А то я уж испугался, что зря страдания принял.
– Ладно, Кресало, пойдемте… Капитана нам лучше не дожидаться.
В фильмах о войне Егор Аверьянович много раз видел, как выводят раненых с поля боя. И теперь делал все автоматически. Приподняв Кресало, он поднырнул под его правую руку, выпрямился, и пристроил его обмякшее, как матрас, тело на своих плечах.
– Ну, двинули, – бодро сказал Егор Аверьянович.
И они пошли.
Когда они уже скрылись из виду, из кустов вылез веселый капитан-разбойник Мурлатов в сопровождении лейтенанта Кардупы.
– Сделали мы их, лейтенант! И не просто сделали, а с перевыполнением плана!
– А не надо было поперек нас в печку лезть, – невозмутимо ответил Кардупа.
– Это товарищ прапорщик Хрюков говорил? – рассмеялся капитан.
– Нет, это я говорю. А товарищ прапорщик Хрюков говорил: у кого ахиллесова пята, а у кого ахиллесова голова!
– А ведь прав он, Хрюков твой.
– Так потому и прапорщик был, а не ефрейтор.
Через несколько месяцев Абелин столкнулся на улице со стариком.
– Товарищ прокурор, не узнаете! – восторженно вскричал Кресало и бросился жать ему руку. – А помните, как мы с вами по березам шастали?
– Такое разве забудется, – криво усмехнулся Абелин. – Ну, а вы как, гражданин Кресало, после наших подвигов живете? Самогон надеюсь уже не гоните?
– Это почему же? Я же для себя! – удивился Кресало. И туманно пояснил: – Одно другому не помеха. Как в библии сказано? Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками… А так как мы самогон из яблок гоним, получается, что одновременно и подкрепляемся, и освежаемся! Ведь уголовную ответственность за это еще в 1997 году сняли.
– Зато административная осталась. И я вас уже предупреждал. И с кем же вы теперь… подкрепляетесь?
– Как с кем? С Гвоздюком же и подкрепляемся. Мы – люди, испытанные временем, нам экспериментов не нужно. Ну, а насчет административной ответственности вы не беспокойтесь, в Лихоманске тут все гонят и своих не сдают…
– Значит, теперь без мордобоя?
– Пока обходились. А что там дальше будет – кто ж его знает? Ибо сказано: не клянись вовсе!
Сельские удовольствия
Учитывая, что кур съели свиньи, что подтверждается наличием на их мордах пуха, уголовное дело по данному факту кражи возбуждать нет оснований.
Прокурорская «Волга», набитая гостинцами и подарками для сельских родственников Друза, несла Абелина из города в неведомые дали, дабы мозги его, как выразилось начальство, маленько охолонули после напряжения последних дней.
Перед Абелиным, сидевшим рядом с водителем, расстилалась бескрайняя степь, испускавшая из своих подземных глубин жаркое марево. Белесое небо над степью тоже исходило жаром. Тугой горячий ветер бил в раскрытое окно машины и постепенно выдувал из головы Абелина все мысли о работе.
До села добрались часа через два, и началась для Абелина расчудесная жизнь в большом просторном доме Трофима Васильевича Друза.
Старик Друз, обросший, как леший, седой бородой, страдал ногами и потому целые дни сидел во дворе на широкой оттоманке, застеленной ковром, зорко наблюдал за всем, происходящим вокруг, и слушал радио. Так что был в курсе всех событий как в стране, так и в мире. И спорить с ним о международном положении было тяжело.
Время от времени дремавший на оттоманке дед покрикивал на Барса – такую же крупноголовую, как он сам, кавказскую овчарку, то спавшую на сырой земле, спасаясь от жары, то неутомимо носившуюся вдоль забора, охраняя хозяйство деда Друза и немилосердно облаивая всякого, кто шел по улице.
А хозяйство у старого Друза было просторное и богатое – сад, огород, курятник, виноградник, малинник, пруд. Старик уходил в дом только спать. Так и текла бы его жизнь в философском направлении, если бы не проклятые пацюки. Эти расплодившиеся неизвестно по какой причине в ходе перестройки и реформ крысы довели деда до состояния пролетарского гнева, и все его мысли в последнее были заняты только ими. Дед вынашивал планы их полного уничтожения и готовился к большой военной кампании против богопротивных иродов.
Абелину отвели в доме тихую прохладную комнату, где его никто не тревожил.
Но в первый же день старик предложил ему ночевать в саду под открытым небом. И Егор Аверьянович провел необыкновенную ночь, разглядывая звездное небо, прислушиваясь к таинственному трепету листьев, вникая в перекличку собак, вздрагивая от ударов падающих яблок о землю…
Утром старик как бы случайно спросил:
– А ты, сынок, как – женатый!
– Да нет, холостой еще, – как можно равнодушнее ответил Абелин.
– Эх, жалко! – поскреб в бороде старый Друз. – Холостые мужики – они народ беззащитный.
– Это почему же? – удивился Егор Аверьянович.
– А потому что у них рога не растут, – не моргнув глазом, ответил старик. – Им ни бодаться, ни упереться нечем!
За сивой щетиной было не разобрать, ухмыляется старый Друз или нет, но одно Абелин уяснил себе сразу – старик непрост и на язык ему лучше не попадаться.
А следующий день приехал в гости «местный Анискин» – именно так отрекомендовали ему еще в городе местного участкового Григория Лукича Желвакова. Это был суровый, неулыбчивый мужик, с загорелым до вишневого цвета лицом, постоянно промокавший изнутри свою форменную фуражку, на которой пот выступал, как роса поутру, носовым платком.
Желваков покатал Абелина по району, а как-то за пивом, криво усмехаясь, поведал Егору Аверьяновичу историю, которая несколько лет назад прервала его служебную карьеру и оставила в звании майора на веки вечные…
Его направили в соседний городок заместителем начальника отдела внутренних дел. С перспективой, так сказать, потому что действующий начальник выходил уже на пенсионную прямую. Желваков прибыл к месту службы, полный надежд и желания проявить себя. Но начальнику кто-то из доброжелателей настучал, что приехал он с указанием как можно быстрее занять его кресло. И начальник, человек завистливый и болезненно мнительный, решил сыграть на опережение.