Кто-то плачет всю ночь за стеною

Все события и герои вымышлены.

Любые совпадения с реальными личностями случайны.

…Потом

— Последний вопрос. Что у нас по двоечникам?

По аудитории пошли недовольные шепотки. Сколько уже можно сидеть?

Директриса постучала по столу ключом, чтобы убавить звук.

— Коллеги! Давайте не будем разводить демократию, хорошо?

Учителя нехотя притихли.

— Демагогию, — поправил кто-то лениво, но директриса не услышала.

Совещание длилось уже третий час. Это было невыносимо.

Особенно тяжело было новому учителю математики, Константину Федоровичу, который в старой школе не привык к таким издевательствам над педагогами. У него заурчало в животе. Он посмотрел на часы: вторая смена начнется через пятнадцать минут. В столовую он не успеет.

Сначала Ольга Николаевна зачем-то при всех подключилась к конференции для директоров, на которой обсуждали результаты диагностических тестирований, новые образовательные стандарты и т. д. Константин Федорович не совсем понял, для чего нужно было собирать учителей, если директриса могла подключиться одна, а потом до всех донести информацию. И сидеть бы здесь тогда не нужно было лишний час. А то и два.

Это, впрочем, был не главный вопрос, который занимал Константина Федоровича. Больше всего его интересовало: кто впустил сюда школьного психолога и позволил ему выступить? Тамара Михайловна — женщина средних лет с нарисованными бровями и в очках, которые каким-то чудом держались на кончике носа, — производила впечатление вдумчивого и мудрого человека. Но это впечатление тут же рассеивалось, когда из нее вылетали слова. Никто даже не пытался вникнуть, о чем она говорит. Все лишь наблюдали. Она размахивала руками, ходила туда-сюда; покраснела, вспотела. Челка прилипла ко лбу. Под мышками образовались два черных пятна. Без звука ее выступление можно было бы принять за патриотическое напутствие.

— Коллеги! — повысила голос директриса. — Я понимаю, что все устали. Но у нас еще остался один вопрос. Давайте скорее закончим.

— Ольга Николаевна, может, завтра соберемся? Сил уже нет… — Это от учителя географии, Полины Владимировны.

— Еще вторая смена у нас! — Кто-то из физруков.

— Тем более…

— Никаких тем более! — крикнула Ольга Николаевна. — Вы думаете, вы устали? Вы сами сегодня видели и слышали, что приходится каждый день выслушивать на совещаниях для директоров. И это было еще терпимо. А приходится, знаете ли, порой отдуваться. За вас всех! За всех и за каждого! Вы в курсе, что позавчера я сидела и краснела на весь город, потому что на 72-ую школу вновь жалобу написали! Одна мамаша пожаловалась, что учителя несвоевременно заполняют электронный журнал. Я сидела, обтекала! Извинялась, клялась, что больше не повторится! А вы тут плачете, что я вас заставила одну только конференцию прослушать, бедные вы мои. Я их защищаю, как могу, а они только ноют. Спасибо за такое отношение.

Наступило неприятное молчание. В этой тишине кто-то из учителей трусливо пукнул.

— Коллеги! Ольга Николаевна! — подскочила Ольга Павловна. — Мы же совсем забыли про цирк!

— Какой цирк? — удивилась Ольга Николаевна.

— Нам на школу выделили двадцать билетов в цирк! Со скидкой — десять процентов. Там еще…

— Точно! — радостно воскликнула директриса. — Коллеги! Послушайте меня! В Кемерово приезжает цирк. Через два месяца, в мае. Нам дали двадцать билетов. Коллеги! Тишина! Двадцать билетов. Для бюджетников специально выделили со скидкой. Необходимо эти билеты купить. Отказаться и вернуть обратно мы их не можем. Так что — подходите к Ольге Павловне, приобретайте. Сразу на всю семью берите. Там будут жирафы! Когда вы еще в нашей Сибири на них посмотрите!

За спиной Константина Федоровича возник шепот:

— То в театр, то в цирк. Всех же сейчас замучает, пока билеты не раскупят.

— Не говори. Слышала, кстати, в прошлый раз на филологов наехали, что от них никто не купил. Так они сбросились, купили общий билет. Коллективно выбросили его. Зато школа отчиталась департаменту, что все билеты выкупили, какие мы молодцы.

— Пиздец какой-то, простите мой французский.

— Ага.

— Господи, смотрю на нее и думаю: какая же она тупая…

— Мария Игоревна! — Директриса внезапно отреагировала на шепот. — Вы что-то нам хотите сказать?

— Да, — не растерялась та, — я хотела узнать по поводу ваших совещаний. Для директоров. А что-нибудь хорошее там про учителей вообще говорят?

По аудитории прокатился смех.

Директриса выдержала удар спокойно.

— Вы знаете, когда повод есть, учителей непременно похвалят. Вот, допустим, гимназию 17-ю… Ее часто хвалят. В прошлом году их средний балл на ЕГЭ был почти на пять процентов выше среднероссийского показателя. Похвалили. На весь город. У нас, увы, таких результатов нет.

Мария Игоревна не знала, что можно на это ответить, поэтому предпочла промолчать.

Но директриса, дабы выглядеть достойно и не смаковать свою маленькую победу, тут же вернулась к главному вопросу:

— Двоечники. Я жду.

— У меня столько же, как и в прошлой четверти, 7 «А». Самохина и Куцева, — прилетело от Людмилы Валентиновны, классного руководителя.

— И у меня так же, Теплухин. 7 «Г», — это уже от Вероники Вячеславовны.

Директриса делала записи в своем ежедневнике. Так продолжалось еще минут десять.

Константин Федорович с тоской подумал, что в старой школе по неуспевающим все данные собирали заранее.

В животе снова заурчало; Константин Федорович обреченно взглянул на часы.

— …Матросов, 9 «Г», — отчиталась за свой класс Мария Викторовна.

— Подождите. Минутку! Матросов? — удивилась директриса. — Он же в прошлой четверти двоечником не был. Я думала он — все, образумился.

— Ольга Николаевна, они же с Самохиной расстались. Она хоть его немного тянула, занималась с ним.

За спиной Константина Федоровича возник знакомый шепот:

— Даже знаю, чем именно она с ним занималась, — снова от Марии Игоревны.

Ее соседка усмехнулась — устало, пренебрежительно.

Директриса этого не заметила, — она до сих пор переваривала разрыв Матросова и Самохиной.

— Как же так? Почему расстались?

— Не знаю, Ольга Николаевна. Она его бросила.

— Вот не могла она до конца года потерпеть!

Снова шум по аудитории: все обсуждали разрыв.

Директриса взяла ключ и стала стучать по столу: