Кто-то вроде тебя

Дессен Сара

Мама выглядела не слишком довольной, когда на следующий день остановила машину у главного офиса. Уже было ясно, что вместо какого-либо прогресс, к которому я должна была прийти в Сестринском лагере, вышел полный провал. Именно это я и предсказывала, когда она высадила меня здесь же две недели назад, и я встретилась с группой девчонок, с которыми мне предстояло провести две последние недели лета в горной местности.

Сестринский лагерь, настоящее название которого было «Лагерь надежды» (шуточное название придумал папа), был местом, о котором мама услышала на одном из своих семинаров. Тогда она вернулась с брошюрой, которую положила передо мной на стол однажды утром со словами: «Что думаешь?». Моей первой реакцией было:

«Думаю не много. Спасибо, но нет». Ну а что сказали бы вы, увидев на обложке фотографию двух девочек примерно моего возраста, держащихся за руки и бегущих через поле? Основная информация гласила, что лагерь был самым обыкновенным – с плаванием, катанием на лошадях и всем прочим, но кроме этого там были семинары и психологические группы «Как мама, как я» и «Давление общества: как мне справиться?». В брошюре был целый раздел, посвященный занятиям по «самопознанию» в лагере, навыкам «самоподдержки» и другим словам, которые я узнала лишь из маминого профессионального лексикона. Лично мне было достаточно осознавать, что мне пятнадцать, что я получу права меньше, чем через три месяца, и что я уже выросла из поездок в лагеря и занятий в каких-то там группах.

– Это было бы невероятно ценным опытом,– возбужденно говорила мама за ужином. – И уж куда более полезным, чем сидение в комнате Скарлетт, загар и болтовня о мальчиках.

– Мам, это же лето, - простонала я. – И оно почти закончилось. Школа через две недели начинается!

– Ты вернешься как раз вовремя, - сказала она, заглянув в брошюру.

– А как же моя работа? – предприняла я последнюю попытку увильнуть. Мы со Скарлетт работали на кассе в продуктовом магазине «У Милтона», который находился чуть ниже по улице. – Я не могу просто исчезнуть на две недели.

– Мистер Эверби сказал, что летом не так много покупателей, так что твоя смена вполне может быть временно закрыта, - легко отозвалась мама.

– Ты звонила мистеру Эверби? – я отложила вилку. Папа, который до этого молча ел, оставаясь в стороне, покосился на маму. Даже он понимал, как это отстойно - когда твоя мама звонит твоему боссу. – Господи, мам!

– Я просто хотела узнать, возможно ли это, - сказала она скорее папе, чем мне, но он лишь покачал головой и вернулся к ужину. – Я же знала, что она подумает обо всех причинах, чтобы не ехать.

– И почему я должна тратить последние две недели лета, пропадая невесть где с кучкой людей, которых даже не знаю? – возмутилась я. – Мама, у нас со Скалетт есть планы. Мы берем дополнительные смены, чтобы, пока есть время, накопить на весенние каникулы, и…

– Галлея, - она начала сердиться. – Скарлетт будет здесь, когда ты приедешь. Я не прошу от тебя слишком много, верно? Это просто то, чем мне хотелось бы, чтобы ты занялась. Это будет полезно для тебя, ты и сама вскоре поймешь. К тому же, это всего лишь две недели.

– Я не хочу ехать, - я взглянула на отца в поисках поддержки, но он только улыбнулся извиняющейся улыбкой и ничего не сказал, помогая себе собрать остатки еды кусочком хлеба. Он никогда не вмешивался, предпочитая улаживать конфликты уже после главной бури. Папа всегда приходил в мою комнату после ссоры с мамой или после того, как я была наказана, и приносил мне свой специальный Успокаивающий Молочный Коктейль. Он верил, что его Коктейль может решить все проблемы, и после криков и хлопанья дверями, когда мы с мамой расходились по разным углам, на кухне неизменно начинал жужжать блендер, а затем в мою дверь прокрадывался папа и вручал мне прохладный плотный напиток.

Но все коктейли мира не могли бы помочь мне пройти через это.

Вот так вот я и потеряла конец летних каникул. В то воскресенье мои вещи были собраны, а я – отвезена в горы, слушая мамины воспоминания о ее «золотых годах, что она ездила в лагеря» и ее обещания, что «я сама буду благодарна за это». Она оставила меня у офиса,

поцеловав макушку и сказав, что любит, а затем помахала рукой на прощание и уехала в закат. Я стояла там со своим чемоданом и разглядывала остальных девочек, которые явно тоже не были в восторге от предстоящего «отдыха». Я приехала сюда по, как здесь называли это, «стипендии» - мои родители были терапевтами, так что мне и еще четырем девочкам не нужно было платить за лагерь. Мне удалось подружиться с соседками по домику, и мы бесконечно жаловались друг другу, передразнивали людей, ведущих семинары, и загорали, болтая о мальчиках.

Но сейчас я уезжала домой раньше срока, чтобы попрощаться с парнем, которого едва знала. Я положила чемодан в багажник и села рядом с мамой, которая сказала «Здравствуй» - и не более того – за первые пятнадцать минут поездки. Как я поняла, мы поменялись местами: сначала мне не хотелось ехать сюда, теперь ей не хотелось отвозить меня домой. Но уж вышло, как вышло. Хотя мама вряд ли смотрела на все так же, как и я. В последнее время мы на многие вещи смотрели по-разному.

– Ну, как все-таки было? – поинтересовалась она, когда мы выехали на шоссе. Она включила кондиционер, и обстановка, кажется, потихоньку стала успокаиваться. – Или что ты узнала нового?

– Нормально, - отозвалась я. – Семинары были скучными.

– Хм, - так, видимо, ответ неверный. Зная маму, я точно могла сказать, что она произнесет дальше. – Ну, возможно, если бы ты осталась на весь срок, ты бы извлекла из них больше.

– Возможно, - согласилась я. В зеркале заднего вида горы понемногу исчезали за нашими спинами. Я понимала, что она хочет услышать от меня. Например, почему мне вдруг стал так важен Майкл Шервуд, о котором я упоминала крайне редко. Или почему я возненавидела идею с лагерем с самого начала. Или почему в последние несколько месяцев мы превратились из лучших подруг в людей, которые с трудом ладили. Но мама не сказала ни слова.

– Мам?

Она повернулась ко мне, и я почти услышала вдох, который она сделала, готовясь к тому, что я могу произнести.

– Да?

– Спасибо, что позволила мне вернуться.

Она снова посмотрела на дорогу.

– Все в порядке, Галлея, - мягко ответила мама. – Все в порядке.

Мы с мамой всегда были близки. Она знала обо мне все, от мальчиков, которые мне нравились, до девочек, которым я завидовала. После школы я сидела с ней на кухне, жевала что-нибудь и делала домашнее задание, прислушиваясь к звукам снаружи. Когда ее машина останавливалась напротив дома, и мама заходила внутрь, у меня всегда было что ей рассказать. После моих первых школьных танцев она усадила меня перед собой, открыла упаковку мороженого и стала расспрашивать обо всем, что было – от первой до последней песни. По субботам, когда у папы была смена на радиостанции, у нас был настоящий девичник – мы шли завтракать куда-нибудь. Она обожала милые заведения, где подавали пасту, а я любила фаст-фуд и пиццерии, так что у нас всегда был выбор. Она предлагала мне улиток, а я наблюдала, как она несмело откусывает (а потом наслаждается больше, чем думает сама) от огромного Биг Мака. У нас даже было правило: заказывать два десерта и делиться. А после завтрака мы шли в торговый центр и выискивали распродажи, соревнуясь, кто найдет лучшую вещь по лучшей цене. Мама обычно выигрывала.

Она писала заметки и статьи в журналах о том, какими замечательными являются ее собственные отношения с дочерью-подростком, и как мы вместе прожили мой первый год в старшей школе. На семинарах для учителей и родителей мама говорила, как важно Быть Ближе к Своему Подростку. Когда ее подруги приходили в гости на чашечку кофе и жаловались на своих детей, она осуждающе качала головой, и они принимались расспрашивать, как же ей удается ладить со мной.

– Не знаю, - отвечала она. – Мы с Галлея просто близки. Мы можем поговорить обо всем.