Кто твой враг

Рихлер Мордехай

— Где ты живешь?

— Там-сям.

— Тебе негде жить. Так я тебя поняла?

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

— Но чем ты занимаешься? — Салли занервничала.

— В четырнадцать меня забрали в армию.

— Я спрашиваю — ты умеешь что-нибудь делать?

Эрнст улыбнулся.

— Я не о том. Я имею в виду настоящую работу.

— Я говорю на пяти языках.

— Уже кое-что.

— Есть люди, которые говорят на восьми. На десяти. И чуть не

все они сидят без работы.

— Что в таком случае ты хочешь делать?

— Хочу уехать в Америку. Хотел бы разбогатеть.

— Вот как, значит, ты такой, как все, — сказала Салли.

— Естественно.

— Nat"urlich.

— Ты говоришь по-немецки?

— Немного, — сказала она.

— Ненавижу Германию. Ненавижу немцев.

— Я тоже, — сказала Салли.

За окном сгущались сумерки. Эрнст взял с комода головную щетку. Подошел к Салли, присел на край кровати. Салли набрала воздух в легкие — изготовилась закричать.

— Так приятно, когда девушка расчесывает тебе волосы.

— …что?

— Пожалуйста, — сказал он.

Салли взяла щетку, провела по его волосам.

— Предупреждаю, — она взяла игривый тон, — мне не нравятся мужчины, которые очень уж холят себя.

— А затылок?

Эрнст повернулся. Она стала расчесывать его волосы.

— Я хорош собой, — сказал он.

— Молодец!

— Это ты брось!

— Знаю, как обращаться с женщинами.

— А письменные рекомендации у тебя при себе?

— Я найду богатую американку, она увезет меня в Штаты.

— Я могла бы написать отцу. Вероятно, он сумел бы помочь тебе въехать в Канаду. Вероятно, сумел бы и работу достать.

Эрнст воспрянул.

— В нашей молодежной организации я был шишкой, — сказал он. — Наловчился писать отчеты в газеты.

— Боюсь, отца ты этим не впечатлишь. Он и сам чуточку красный.

— Коммунист, — сказал Эрнст. — В Канаде.

— Не вполне.

— Что они там, в своей Канаде, знают о коммунизме?

— Куда больше, чем ты думаешь, — отрезала Салли.

— Погоди-ка. — Эрнст стащил носок, поднес к подошве зажженную спичку. — Всю зиму босиком. Всю нашу еду увозили в Россию. Вот что такое коммунизм.

Салли смотрела, как он подносит к босой ноге другую спичку. И решила, что вообще-то выставлять свои страдания напоказ — не пристало.

— А что, если Германия ничего лучше и не заслужила, — сказала она, — после всего, что они творили в России?

— Это я? Ятворил?

Не зная, что еще сказать, внезапно оба опустились на кровать. Салли протянула руку, опасливо коснулась щеки Эрнста, той, по которой ударила.

Он улыбнулся и поцеловал ее в шею, потом за ухом, наконец, в губы. Очень умело. Салли высвободилась.

— И все-таки я хочу, чтоб ты знал: я тебя пригласила на чай, не для чего другого.

Эрнст приложил палец к губам, другой рукой указал на дверь.

— В чем дело? — всполошилась Салли.

Эрнст на цыпочках прокрался к двери.

— Ушел, — сказал он.

— О чем ты?

— Кто-то подслушивал под дверью.

Карп, подумала она.

— Глупости, — сказала Салли. Но в его улыбке сквозило такое сознание своего превосходства, что она взъярилась и решила: хоть ты что, а не соглашусь с ним. — Мы как-никак не в Германии, — добавила она.

— Я, пожалуй, пойду.

— Почему?

— Ты на меня сердишься.

— Не на тебя, а на себя.

Салли встала, резко отвернула кран, бросила в раковину две блузки. Эрнст смотрел на нее. Они с Салли были примерно одних лет. Ненастье раз семь нарушало ее планы на воскресенье, она склочничала с братом из-за того, чья очередь мыть посуду, поклялась никогда больше не разговаривать с матерью, когда та не разрешила ей сидеть с гостями допоздна, — вот и все ее беды. За ней стояло упорядоченное прошлое. Она ссорилась и мирилась с ухажерами, доверяла незнакомцам. О такой жизни рассказывали американские книжки; как знать, возможно, они не врут. Эрнст встал, не совладав с собой, нежно поцеловал Салли в шею. И поспешно отступил, чтобы она не оттолкнула его.

— Дай твою рубашку, — сказала Салли, — она грязная.

Он стянул рубашку, послушно передал ей.

— Мне остаться?

— Спать будешь на полу, — сказала она, — но учти, чтоб ни-ни-ни!

— Какая ты добрая.

— У тебя есть еще вещи?

— Есть, чемоданчик.

— Сходишь за ним утром. Завтра я поговорю с Карпом, попрошу сдать тебе комнату. Днем пойдем, купим тебе что-нибудь из одежды. Деньги я тебе одолжу.

Не успела Салли договорить, как на нее нашел страх. Всю ночь он будет тут рядом, на полу. И кто знает, чем это обернется, подумала она.

— Возможно, я смогла бы помочь тебе уехать в Канаду, — сказала она, — но я не богачка — чего нет, того нет.

— Не издевайся.

Салли улыбнулась:

— Сделать тебе еще омлет?

— Не надо.

— Точно?

— Да. Расчеши мне волосы, а?

— Дудки.

— Завтра утром, — пообещал он, — я помою и натру пол. Наведу у тебя порядок.

Завтра утром, озлилась она, я тебя как пить дать выпровожу. Хорошенького, подумала она, понемножку.