Кто в списке у судьи?
Шрифт:
Лейси насторожилась, услышав необычное для простого обывателя слово «юриспруденция».
– Да, крупное было дельце, – согласилась она, разыгрывая застенчивость.
– Крупное? – повторила с улыбкой Марджи. – Вы разгромили преступный синдикат, прищучили судью, посадили кучу народу за решетку. Кажется, эти люди до сих пор сидят.
– Так и есть, но я была далеко не одна – ФБР в том деле тоже отметилось. Оно было весьма непростым, не обошлось без жертв.
– Погиб, в частности, ваш коллега Хьюго Хэтч.
–
Марджи сложила руки на папке, которую пока не открыла. У нее слегка подрагивали указательные пальцы. Она бросила взгляд на дверь, хотя никто не входил и не выходил, не было вообще никакого движения, а бариста по-прежнему витала в облаках. Марджи сделала глоток через соломинку. Если это было ее второе латте, то она к нему почти не прикасалась. Она жаловалась на душевные муки, назвала себя развалиной. Лейси поняла, что собеседница сильно напугана.
– Я бы не назвала это интересом: просто заглянула в Сеть. Сами знаете, там чего только нет!
Лейси улыбнулась, решив запастись терпением.
– Не уверена, что понимаю вас.
– Ваша задача – выводить на чистую воду судей, которых обвиняют в злоупотреблениях, так ведь?
– Именно так.
– Как давно вы этим занимаетесь?
– А какая, простите, разница?
– Пожалуйста, ответьте!
– Двенадцать лет. – Назвать эту цифру было равносильно признанию своего поражения. Слишком долго!
– Каким образом вы начинаете расследование по тому или иному делу? – спросила Марджи, по-прежнему избегая конкретики.
Лейси сделала глубокий вдох, напомнив себе о решении проявлять терпение. Жалобщики, зашедшие достаточно далеко, часто оказывались неуравновешенными людьми. Она ответила с улыбкой:
– Обычно тот, кто намерен жаловаться на судью, связывается с нами, мы встречаемся. Если претензия выглядит весомой, человек пишет официальное заявление, после чего мы работаем с ним полтора месяца, избегая огласки. У нас это называется «экспертиза». В девяти случаях из десяти этим все и ограничивается, жалоба отклоняется. Если же мы сталкиваемся со злоупотреблением, то уведомляем об этом судью и даем ему или ей месяц на реагирование. Обычно все они обращаются к адвокатам. Мы проводим расследование, устраиваем слушания, приглашаем свидетелей, все честь по чести.
Пока она говорила, появился Даррен. Он отвлек баристу от грез, заказав кофе без кофеина, дождался, не обращая внимания на двух женщин, своего заказа и прошел с чашкой в другой угол кофейни, где открыл ноутбук и вроде бы погрузился в серьезную работу. На самом деле он прицелился камерой ноутбука в спину Лейси и в лицо Марджи, приблизил картинку и начал съемку. Получилось целое видео и еще несколько фотографий.
Если Марджи и заметила его, то не подала виду. Внимательно выслушав Лейси, она спросила:
–
И опять Лейси было непонятно, при чем тут это.
– К счастью, не очень часто. В нашей юрисдикции больше тысячи судей, абсолютное большинство которых – честные трудяги-профессионалы. Большинство поступающих нам жалоб попросту несерьезны. Их авторы – сутяги, обозленные тем, что не добились желаемого. Уйма дел о разводах. Множество проигравших процессы адвокатов. Мы не сидим без дела, но чаще всего в итоге гасим конфликты.
В ее изложении все это выглядело скучным. За двенадцать лет она действительно успела заскучать.
Марджи внимательно слушала, барабаня пальцами по своей папке. Потом со вздохом спросила:
– Человека, подавшего заявление, обязательно опознают?
Лейси, выдержав недолгую паузу, ответила:
– В конечном счете да. Истец крайне редко остается анонимным.
– Почему?
– Потому что он обычно знает факты по делу и должен давать показания против судьи. Трудно уличить судью, если те, кому он насолил, боятся поднять голову. Вы боитесь?
Кажется, Марджи испугало само это слово.
– Можно сказать и так, – призналась она.
Лейси нахмурилась.
– Предлагаю вам перестать темнить. Насколько серьезен проступок, о котором идет речь?
Марджи зажмурилась и выдавила:
– Речь идет об убийстве.
Сказав это, она широко распахнула глаза и огляделась, проверяя, не подслушивают ли ее. Кроме Лейси, рядом не было ни души, а та восприняла признание с суровым скепсисом, выработанным за годы работы. В который раз она напомнила себе о необходимости терпения. Снова взглянув на Марджи, она увидела, что глаза у той на мокром месте.
Подавшись к ней, Лейси ласково спросила:
– Вы намекаете, что кто-то из наших действующих судей совершил убийство?
Марджи, прикусив губу, покачала головой.
– Не намекаю, а утверждаю. Я это точно знаю.
– Можно узнать, откуда?
– Одной из его жертв был мой отец.
Услышав это, Лейси сама невольно огляделась.
– То есть жертв несколько?
– Да. Я считаю, что мой отец стал его второй жертвой. Не уверена в порядковом номере, но вина судьи несомненна.
– Интересно…
– Не то слово! Часто вам доносят на судей-убийц?
– Честно? Впервые.
– То-то и оно. Сколько судей за всю историю Америки были обвинены в совершении убийства в период исполнения ими судейских обязанностей?
– Я не слышала ни об одном.
– Вот именно. Ноль. Так что сказать просто «интересно» – значит, ничего не сказать.
– Не хотела вас обидеть.
Тем временем Даррен, завершив свое важное дело, исчез. Обе женщины не обратили внимания на его уход.