Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина
Шрифт:
Насилие над ребенком актуализирует уникальный механизм. Ребенок рождается в этот мир, наделенным рефлексами – врожденными реакциями и импринтингом – запечатлеванием образа родителя. Это неосознаваемый механизм, по которому любой движущийся объект, запечатленный ребенком в первые часы жизни, оценивается как родитель. В дальнейшем при любой угрозе или опасности ребенок будет обращаться к нему для защиты. Этот механизм работает даже тогда, когда угроза исходит от самого родителя: подчиняясь природной закономерности, малыш (в возрасте до пяти лет) еще больше прижимается к бьющей его руке. Именно потому так часто дети сильно привязаны к опустившимся родителям, проявляющим садистические наклонности.
Согласно законодательствам ряда стран (но не российскому), вызывание чувства вины в другом человеке рассматривается как насилие. Для большинства россиян провокация вины составляет суть большинства скандалов в семье и является основой воспитания.
Это не значит, что чувство вины люди не должны переживать никогда. Человек, не испытавший угрызений совести, вряд ли способен понять боль другого, научиться принимать его со всеми недостатками, прочувствовать все многообразие оттенков мира в его несовершенстве.
А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» отмечал, что только тот, кто пережил всю глубину человеческой слабости сам, способен принять другого в подобный момент, понять его ошибки и не злословить, когда оступился ближний. Личностью становится не человек, не совершавший ошибок, а тот, кто может на них учиться, кто способен преодолевать собственное несовершенство трудом. Для этого нужно не бояться видеть и свои слабости, и свои ошибки. Но увидеть их может лишь тот, кто уверен в собственной значимости, кто умеет постоять за себя.
Чрезмерное вызывание чувства вины ведет к безысходности, к ощущению невозможности измениться. В таком состоянии человек не в состоянии находиться долго. Включаются специальные механизмы психологической защиты, уводящие из памяти воспоминания об ошибках. Как пишет М. К. Щербаков, «…если раньше хоть стыд глодал, то вчера отнялся и он». К тому же возникает необходимость почувствовать себя значимым, вызывая чувство вины у того, кто находится рядом.
Именно поэтому родители, сами испытывающие чувство вины, часто вызывают его в детях, чтобы за их счет почувствовать собственную значимость. Однако виноватый родитель – лучший источник для манипуляций. Чрезмерно наказав ребенка, он испытывает вину и, раскаиваясь, излишне балует его. Интуитивно нащупав такие «качели», дети могут регулярно их раскачивать: своим плохим поведением вызывать чувство вины и потом получать дивиденды, когда родитель искупает его. Именно поэтому так часто «хорошие» дети вдруг превращаются в «неуправляемых», а затем вновь, после сильного наказания, – в «идеальных».
Представим, что мать думает, будто ребенок на улице слишком нервозен и привлекает внимание прохожих к себе. Выходя с ним из дома, она будет волноваться. Ребенок почувствует эту тревогу и возбудится сам. Он начнет капризничать, что привлечет внимание прохожих. Ловя осуждающие взгляды людей (которые легко бросать, когда это происходит не с твоим ребенком), мать, стремясь соответствовать этим взглядам, накажет малыша. Он, в свою очередь, ощущая, что мать отвергает его, принимая сторону прохожих, усиливает неадекватное поведение. Скандал нарастает. Расстроенная мать приходит домой, уверенная в том, что сама виновата в происходящем, поскольку не способна воспитать ребенка правильно.
Ребенок же раз за разом будет вести себя на улице все более капризно, усиливая тем самым вероятность наказания. Если бы мать вышла из дома спокойной, а увидев его нервозность, подумала бы о том, что он нуждается в защите, то, скорее всего, обняла бы его под осуждающие взгляды прохожих. Это позволило бы разорвать уже сложившееся патологическое кольцо событий. Осуждающие взгляды – это все та же жажда крови за счет кого-то другого. Человек, имеющий своих детей, задумывающийся над проблемами воспитания, никогда не будет осуждать капризничающего ребенка и его родителей. Он знает, что тому может быть великое множество поводов, а наказание на глазах «жаждущих справедливости» соотечественников вряд ли изменит поведение ребенка, причина которого лежит в страхе потерять родительскую любовь.
Одним из аспектов осознанного взаимодействия между поколениями является передача знаний об истории семьи. Роль этих знаний в сплочении родственников, принадлежащих разным поколениям, трудно переоценить. Сейчас существует несколько направлений семейной психотерапии, для нормализации семейных отношений использующих совместное конструирование генограмм. Генограмма – таблица, в которой представляются родственные отношения в разных поколениях, даты жизни и смерти, значимые события (женитьба, развод, рождение детей, причины смерти и т. д.). Общение детей и родителей в процессе создания подобной генограммы позволяет каждому увидеть себя как члена большой ячейки общества, частью обширного дерева, имеющего глубокие корни, потомками славных, умелых, знающих людей, что повышает собственную значимость. Интуитивно ребенок чувствует, что он вырастет и сам обязательно станет таким же.
Политика большевиков на заре советской власти была направлена в том числе и на уничтожение «буржуазной» семьи. Предполагалось передать функцию воспитания детей государству и освободить женщину для творческого труда. Наряду с многочисленными репрессиями в сталинский период это привело к тому, что многие люди предпочитали не знать свое происхождение, и родители осознанно старались не отягощать своих детей сведениями о родственниках. Так создавалась искусственная преграда во взаимодействии поколений, а семья лишалась естественного психотерапевтического буфера.
Мы попытались узнать, что знают современные подростки (55 человек 14-ти лет) о своих семьях. Им предлагалось сделать генограммы со своими родителями. На выполнение задания давалось два месяца. Опрос детей к концу этого срока выявил следующее. Большая часть детей (немногим более половины) знает три поколения своих родственников – родителей, бабушек и дедушек и прабабушек и прадедушек. Из 30 детей, сумевших составить генограммы с представителями трех поколений, лишь один ребенок (3,3 %) смог сообщить не только имена, но и даты жизни своих родственников (прадедушек и прабабушек). Большая часть детей затруднялась в оценке возраста даже своих бабушек и дедушек. Практически никто не знал полных имен прабабушек и прадедушек. Только двое из 55 детей смогли представить соответственно шесть и восемь поколений родственников с достаточно подробной информацией о многих из них. В обоих случаях школьники составляли генограмму вместе с бабушкой, а потому эти сведения были только по одной линии – либо отцовской, либо материнской, что подтверждает еще и тот факт, что соединяющиеся семьи не обмениваются этой информацией.
На вопрос «Почему ты не составлял генограмму с родителями?» дети ссылались на их высокую занятость. До сих пор существует негласное мнение о неполезности такого рода информации, и отсутствует традиция общения на эту тему членов семьи, принадлежащих к разным поколениям.
Анализ результатов вскрыл еще одну сторону искаженного взаимодействия внутри семьи. В тех случаях, когда родители были разведены, дети могли описать только линию матери, не имея никакой информации о родственниках отца.