Куба, любовь моя…
Шрифт:
– Что вам нужно? – сухо поинтересовалась Полина. И внутренне поежилась от собственной недружелюбности.
Иностранец смотрел так растерянно и виновато, что ей сразу стало жалко этого молодого человека. Интересно, из какой он страны. Тот, который был с ним рядом, – абсолютно черный, наверное, откуда-то из Африки. А этот?
– Так что вы хотели? – уже мягче спросила Полина и даже попыталась улыбнуться.
– Я хотеть… – Эрнесто замешкался. Потом постучал себя по груди: Эрнесто. Куба. – И протянул Полине руку.
«Ничего не поделаешь, – подумала она, – надо знакомиться». Ответила: «Полина», вложив в его ладонь свою. Почему-то закружилась голова. Она потянула руку назад – кубинец не выпустил Полинину кисть, сжимая ее теперь уже двумя руками. Это показалось верхом бестактности. Она сердито и сильно подергала руку. Кубинец рассмеялся и раскрыл ладони – она потеряла равновесие и чуть было не упала. Не упала, благодаря его молниеносной реакции: он поддержал ее за талию и, жутко смутившись, сразу же, как только она обрела равновесие, отпустил.
Кубинец снова смотрел на Полину – виновато и растерянно, а не игриво, как в тот момент, когда держал ее руку.
Нужно было развернуться и уйти. Полина поискала глазами Антона – тот был недалеко. Увязнув в снегу, он не собирался выбираться, а с удовлетворением тыкал вокруг себя палкой, проверяя глубину снежного покрова. Итак, нужно было позвать его и уйти. Но подумалось, что это будет невежливо. Все-таки рядом – иностранец. Надо сказать что-нибудь тактичное.
Пока Полина соображала, что же такое, тактичное, сказать, Эрнесто тоже мучился в поисках нужного слова. Хотя бы одного. Но, кроме «спасибо» и «здравствуйте», в голове не было ни одной русской фразы. Они потерялись. Все до одной. И найти их было невозможно. Значит, только «спасибо» и «здравствуйте». Главное, не перепутать и сказать первое, а не второе. Так будет лучше.
– Здравствуйте, – сказал Эрнесто. И замолчал, расстроенный.
– Здравствуйте, – ответила Полина вполне серьезно, не понимая, что творится с несчастным кубинцем. – Но вообще-то я хотела сказать: «До свидания».
«До свидания». Эрнесто обрадовался знакомому слову, хотел сразу же его повторить, но вовремя сообразил, что так говорят при прощании. А прощаться ему не хотелось.
Он стоял молча и ждал: может быть, она скажет что-нибудь еще. Кстати, он уже забыл имя этой женщины, с которой почему-то никак не хотелось расставаться. Снова спросить он не мог по двум причинам: во-первых, неудобно; во-вторых, как спросить, если он сейчас неточно помнил этот нужный, уже тысячу раз повторенный здесь, в Советском Союзе, вопрос. Сейчас, сейчас… Вот! «Как тебя зовут?» Чаще приходилось говорить «тебя» – и это казалось нормальным. Но Эрнесто понимал, что сейчас нужна форма вежливого обращения, которую он тоже не мог вспомнить. Потом встрепенулся. Он же хорошо говорит по-английски! Но на его вопрос Полина отрицательно покачала головой: нет, она учила в свое время немецкий. Эрнесто про немецкий не понял, а вот что по-английски она не говорит – уловил. Как же быть? Он развел руками и вздохнул.
– Ну ладно, – наконец сказала она, – нам надо идти.
Ее прощальные, как догадался Эрнесто, слова запустили вдруг в его голове какой-то механизм – стало ясно, что теперь, наконец, сможет что-нибудь сказать.
– Извините, я немного забывать ваше имя. – Он опять виновато улыбнулся.
Полине снова стало его очень жалко. Смешной какой, подумала. Как ребенок.
– Меня зовут Полина, – четко проговорила она, все-таки сообразив, что ему трудно говорить на чужом языке.
– Па-ли-на, – старательно проговорил Эрнесто.
Ее имя прозвучало незнакомо, странно, волнующе. Уходить расхотелось. Однако Полина быстро взяла себя в руки. Она сказала, что ей приятно было познакомиться, но им с сыном нужно идти домой. Эрнесто понимающе покивал головой, но тут же начал объяснять и словами, и жестами, что он не может так быстро расстаться с Полиной и хочет ее проводить. Она неопределенно пожала плечами. Кубинец воспринял это как согласие и, показав, что сейчас же вернется, быстро отошел к своему другу, который оживленно болтал как раз по-английски с двумя девушками – очевидно, студентками. Эрнесто отвел его в сторону, начал, жестикулируя, что-то объяснять.
Полина смотрела на Эрнесто. Он ей нравился. Не только потому, что был красивым. В нем было что-то узнаваемое. Как будто они не виделись много-много лет – и вдруг встретились. А еще было какое-то совершенно непонятное ощущение, будто все происходящее не имеет к ней никакого отношения, будто она все видит со стороны: растерянную, не знающую, как себя вести, женщину, хорошенького незнакомого маленького мальчика и мужчину, появление которого должно что-то изменить в жизни этих двоих.
От автора
Я никогда не вела и не веду дневников. И даже записных книжек, как положено писателю, у меня до поездки на Кубу не было – так, кое-какие заметочки-мыслишки на обрывках бумаги, которые иногда собираю в папку, потом, соответственно, разбираю и соображаю, что с этим сделать, куда пристроить. А тут – с ума сойти! – целых две страницы, помеченных «в ночь с 1 на 2 октября 2004 года». Ночь была бредовой, и о том, что я ее записала, я сразу же и забыла. А буквально через неделю полезла в папку и обнаружила: вон, оказывается, что со мной творилось в ночь с 1 на 2 октября 2004 года!
«Я мечусь от идеи к идее, от рассказа к рассказу. Есть не одно и не два, а много начал, и еще больше – концовок. И ни на чем не могу сосредоточиться. Что-то мешает и мешает. Хотя, казалось, все так ясно: закончить маленькую повесть, у которой пока нет названия, дописать два-три рассказа, присоединить это к рассказам из рязанской книжки «Мы еще не знаем» – и в издательство. Да плюс «Знакомство по объявлению» можно уже переиздать, добавив туда, опять же, парочку рассказов. Идеи, сюжеты – все есть. Сиди, пиши. Не могу. Вся измаялась за последние дни. И наконец сегодня утром прорезалось: все бросить и писать давно задуманный роман «Куба, любовь моя…». Может быть, это будет называться по-другому. Неважно. Главное, именно сегодня я поняла, каким он должен быть, этот роман. Поняла после «Мостов округа Медисон» Уоллера (спасибо Свете!). Он должен быть небольшим по объему, компактным. Он должен быть пронзительным и красивым.
Поэтому срочно: к Гале – раз; в библиотеку – два. И три – самое безумное: мне надо ехать на Кубу, ни больше ни меньше.
Спать не могу. И писать пока не могу. Если найду выход, т.е. деньги на поездку – или хотя бы надежда на это появится, – вот тогда начну работать. Месяца четыре – и роман будет готов. Я его вижу. Я его люблю. И больше ничто меня теперь не интересует. Ничто!
Сейчас, когда я это прописала, стало легче; я потихоньку успокаиваюсь. Буквально полчаса назад мне казалось, что я схожу с ума, так велико было возбуждение и так хотелось прямо сейчас уйти с головой в роман. Но я чувствую: рано. Хотя очень многое уже вижу. Однако начинать все равно надо с поездки на Кубу.