Кубанские сказы
Шрифт:
Галя слушает отца и все ниже к земле клонится, слезами обливается. А Иван слушал, слушал да вдруг поднялся, подбоченился, и спокойно так говорит Лихолупу:
– Хотел я с вами, Тихон Антонович, попросту, по-душевному договориться. Не хотите – воля ваша. В таком разе отбиваю я сегодня телеграмму моему дядюшке в Катеринодар, пускай он сам приезжает Галю сватать. Да и на дела ваши пускай посмотрит – куда, скажем, сено с общественных лугов идет…
– Что?! – задохнулся от злости атаман. – Да ты забываешь, с кем говоришь!
– Нет, помню, – спокойно отвечает Иван и подбоченился. – Невелика птица, урядник. А вам известно, что дядюшка мой – генерал, помощник атамана всей Кубанской области?
– К-как?! – удивился Лихолуп.
– А вот так! – пожал широкими плечами хлопец. – Попрошу дядюшку, пускай он приедет.
Тут наш атаман сразу тон сбавил. Но не больно поверил он Ивану, хотя и сказал ему:
– Ладно! Пиши своему дядюшке! Если они и вправду генералы, то, конечно, за честь почту.
Иван тряхнул смоляным чубом и вышел из хаты.
И вскоре дошли до атамана Лихолупа чудесные новости: Иван Перебийнос снял для своего дяди – генерала дом у местного богатея. За неделю постоя обещал уплатить двадцать пять целковых, А ночью, когда уже совсем стемнело, пронеслась по станице лихая тройка с бубенцами и остановилась возле снятой Иваном квартиры. Станичные бабы видели, как из тачанки незнакомые казаки под руки вывели низенького старичка – седобородого, в генеральском мундире. Перевели они его через широкую улицу, почтительно препроводили в хату и закрыли ставни в горнице.
Тут у нашего атамана затряслись и руки и ноги. Надел он праздничную черкеску с урядницкими погонами и вприпрыжку побежал к тому дому, где остановился генерал. А у ворот встретил атамана Иван Перебийнос.
– Ив-ва-нушка! – ласково так заговорил атаман. – Говорят, дядюшка ваш прибыл. Так я хочу ему лапорт по всей форме отдать, от вверенной мне станицы.
– Никак невозможно это сейчас, Тихон Антонович, – покачал головой Иван. – Дядюшка мой с дороги утомился, старенький он… И гневен он сегодня очень.
– А чего же они изволят гневаться?
– Жалобы разные ему поступили. Написал кто-то, что вы сено с общественных лугов продали, а денежки себе в карман положили… И еще довели до его сведения, что тыждневые у вас не в правлении дежурят, а на вашем огороде капусту полют.
Атаман от страху даже покачнулся. Если бы Иван не поддержал его, то рухнул бы он на землю.
– Ив-ва-ва-нушка! С-сыночек! – чуть справившись со страхом, заговорил атаман. – Да ведь мы – родственники, можно сказать… Да я всегда любил тебя, как родного. Что же теперь делать?
– Идемте, папаша, к вам, там все вопросы решим! Взял Иван атамана под руку и заботливо провел его
до самой хаты. Там заперлись они в отдельной горнице и стали вести разговор.
– Я, папаша, конечно, могу вас спасти, – прямо сказал Иван Перебийнос. – Хоть очень гневается на вас дядюшка, а родича своего не тронет. И вот есть у меня до вас такое предложение: сейчас поедем до попа – нехай он нас с Галей окрутит.
– Да как же это, сразу так? – всплеснул руками атаман.
– Нужно так, папаша! Проснется завтра дядюшка, – а тут вы к нему: «Мое почтение, родич! Прошу вас до меня, к свадебному столу!» Ну он и смягчит свой гнев.
Прикинул атаман умишком – и согласился.
– Ладно уж!
– Конечно, и приданое надо дать за Галей подходящее, – продолжал Иван. – Это ведь не какая-нибудь бесприданница, а атаманская дочка! Многого я с вас не спрошу. Но коровенку там, тройку коней, пару волов да тысячи три деньгами дать придется.
– Ой! Да где же я возьму три тысячи? – затрясся атаман.
– Ладно, папаша! Деньгами вы мне сейчас дадите полторы тысячи. А остальное – расписками, что наши заречные казаки вам дали за свои долги. Я сам с них все получу.
– Хорошо! – прошептал атаман.
– Конечно, приданое все вы выдадите сейчас же, чтобы утром можно было сказать дядюшке – дело, мое, еще до вашего приезда было, решено! Он тогда и копаться в этих жалобах не будет.
В эту ночь полстаницы не спало. Поднял атаман баб приготовить к утру пареное да вареное для свадебного пира. Казаки оружие чистили, к параду готовились. Работники атамана повезли на хутор приданое, погнали волов и корову. На утренней зорьке обвенчали Ивана с Галей. В церкви народу было – не пройдешь.
После венчания осыпали молодых хмелем да кубанской пшеницей. А потом Иван и говорит Тихону Антоновичу:
– Очень я вами доволен, батюшка! Можете не сомневаться – все для вас будет в полном порядке. Сейчас я с женушкой своей любимой домой к себе на хутор, за родителями поеду. А вы готовьте столы. Как солнце к полдню повернет, мы все к вам приедем. А вы к этой поре дядюшке представитесь, на свадьбу его пригласите!
Усадил тут Иван свою молодую жену на тачанку и разобрал поводья.
– Да как звать-то твоего дядюшку? Как его по имени-отчеству величать? – опросил атаман.
– Звать его Василием, величать Васильевичем! – ответил Иван и щелкнул вожжами.
Рванулись застоявшиеся кони, помчались по улице, играя лентами и бубенцами. Только пыль заклубилась за тачанкой.
В полдень собрал атаман самых богатых стариков и пошел звать генерала на свадьбу. И старые, и малые – вся станица столпилась возле генеральской квартиры. А в ней все тихо, вроде и нет никого.