Кубатура сферы
Шрифт:
Малахов еле сдерживался, чтобы не расквасить ученому лицо.
— Теперь о настоящей ситуации, что происходит. Лавинные изменения в Зоне — ваших рук дело? — продолжил Малахов.
— Так а я о чем? — Сизов, казалось, легко перескочил с темы на тему, не испытывая никакого чувства вины. — Вы же полезли, извините, конечно, не зная куда, не зная зачем. Систему сдерживания разрушили, и все, что мы созидали, рухнуло. Наш глобальный эксперимент вышел из-под контроля! Саркофаг вдруг открылся в совершенно невероятном выбросе. И не радиоактивном — это поток энергии, это какая-то безумная сингулярность! Все идет кувырком! Это все вы!
— Все — вы! — гнусным голосом передразнил Малахов. — Это все — вы! Бездари, возомнившие себя учеными, остолопы, захотевшие владеть миром, а сами и не поняли, что вы просто дурилки картонные, вроде вашей Сферы придуманной. Неучи, мечтающие измерить кубатуру сферы, не задумываясь, что у нее есть только площадь! И что теперь? Будете в новом месте новые горизонты событий искать?
— Мы не уйдем отсюда, мы будем бороться! Пси-поле — это наше будущее!
— Мудачье ты и твои коллеги, это я тебе в третий раз говорю. — Малахов стал разматывать ленту на Сизове. — А Сухой, ну, Сухомлинов, кто он у вас?
— Он работал тут, очень хороший сотрудник. — Профессор почуял, что его, наверное, не убьют и даже, возможно, не будут бить сильно, и оживился. — Но однажды, когда начались ключевые работы по воздействию пси-полем, взял и ушел. Не все выдерживают напряжения работы. И ведь коллектив подвел как! Он руководил работами по генным мутациям и сочетанным организмам. Там у них такие результаты…
— Не у всех совесть и честь атрофированы, — прервал поток мыслей Сизова Вадим. Но, вспомнив, что Сухой предал его, добавил: — Хотя, наверное, в вашей конторе — у всех. Кто еще есть сейчас в помещении?
— Все ушли на объекты, пытаются починить радар. Когда мы узнали от Сухомлинова, кто вы и где вы, у нас появилась свобода маневра.
— Слушай, Сизов, хоть ты и моральный урод, но я тебе рекомендую — вали отсюда быстро. Я сделаю все, чтобы здесь в течение суток порезвилась авиация. А они умеют работать аккуратно. Саркофаг не тронут, а вот вашу конуру прочистят.
— Да, конечно, — упавшим голосом ответил Сизов.
— Да, и еще. — Малахов остановился уже у самой двери. — А почему же Сухой, если ушел от вас, сдал меня?
— От нас не уходят. — Голос Сизова неожиданно стал жестче. — У нас или остаются навсегда, или погибают. Да узнай бы ты, чем тут Сухомлинов занимался, пусть и возражал, но занимался, то ты бы его первый придушил.
— Я и думаю, что буду первым, кто его придушит. Вне зависимости от его научной деятельности,
Больше не надеясь выяснить у Сизова ничего полезного, Вадим решил прекратить разговоры. Он пинком отбросил стул, который блокировал дверь, и вышел в небольшой холл. В холле было еще две двери, соединявшие его с другими помещениями, и громадный запорный люк, который скорее всего вел в тоннель. Со стороны тоннеля было совершенно невозможно найти какие-либо признаки лаборатории, но отсюда, изнутри, все выглядело иначе. Сложная система запоров и кулисная подвеска. Судя по толщине металла, дверь могла бы выдержать не только новый взрыв реактора, но и прямое попадание нуклонной бомбы. Двери, которые вели дальше в помещения подземелья, были простыми, без особых изысков и бронировки. Обычные двери, уместные в каком-нибудь научно-исследовательском институте. У стены стоял автомат Малахова, рядом валялась разгрузка с боекомплектами и палмом. Видимо, те, кто вязал его, не рассчитывали, что Вадиму удастся освободиться так быстро. Или же просто не думали о последствиях. Первым делом Вадим проверил оружие и работоспособность наладонника. Все было в отличном состоянии, однако связи с очками-коммуникатором не было. Или их унесли вне зоны приема, или просто растоптали в сутолоке.
— Эй, профессор, это куда двери? — вернулся в место своего заточения Вадим. — Там что у вас?
— Там лаборатории, ничего интересного, — немедленно ответил ученый.
— Ясно, ты тогда посиди тут маленько, не высовывайся. У тебя есть связь? На всякий случай?
— Да, конечно, вот пульт. — Сизов показал на стоящий на стойке прибор со шкалой и переключателями. — Это очень надежная система, мы используем ее и для радиосвязи, и для проводной. Очень хорошая разработка.
Несмотря на довольно плачевное положение, этот профессор не только не переставал гордиться своими достижениями, но и старался при каждом удобном случае убедить в этом Вадима. Судя по всему, любая гайка в лаборатории была поводом для самодовольства. Посвятив всю свою работу созданию лаборатории, Сизов и на минуту не мог представить, что его деятельность может кого-то не только не интересовать, но и вызывать отвращение.
— Ага! — удовлетворенно произнес Малахов и одним выстрелом разнес блок связи вдребезги. — Сиди и не высовывайся до особого распоряжения. Понял?
— Так точно! — Сизов даже дернулся отдать честь.
— Говно ты, а не ученый, так я скажу, — повторил Малахов. — На хрен ты тут ефрейтора мне изображаешь? Сиди нишкни!
Вадим, всю свою сознательную жизнь общавшийся с экспертами и исследователями, не мог не скрывать отвращения к Сизову. Он вышел из помещения и с обратной стороны заблокировал дверь стулом.
Вход в следующую лабораторию был не заперт, и Малахов оказался в помещении, заполненном различными колбами, перегонными колоннами и приборами неизвестного назначения. На большом гранитном столе стоял модерновый спектрометр. Те, кто финансировал «О-Сознание», денег не жалели. В лаборатории, судя по оборудованию, проводились исследования, связанные с химией или биохимией. У задней стенки, освещенный слабым голубоватым светом, стоял прозрачный куб с мутной жидкостью. К нему сходились провода и трубки со всей лаборатории. Малахов подошел поближе и сразу почувствовал присутствие слабого пси-поля. Его слегка замутило, и начало неритмично биться сердце. Вадим постучал костяшками пальцев по стеклу куба. От места удара разбежались легкие опалесцирующие круги, как по морской воде в августовскую ночь. Потом содержимое куба успокоилось, но внезапно состояние емкости изменилось. Словно кто-то злой проснулся в глубине мутной жидкости. Пси-поле усилилось во много раз, вызвав нестерпимую боль в висках, серо-грязный сгусток плоти ударился в стекло куба изнутри, как будто пытаясь его разбить. Пискнули электронные приборы, пытаясь усмирить плоть за стеклом, булькнули жидкости в трубках.
— Да что у них тут за хрень, — пробормотал Малахов.
Он не желал задумываться о целях исследований этой лаборатории, отступил на несколько шагов и от живота пустил короткую очередь из автомата. Малахова не интересовали ни амбиции ученых, ни фантастические проекты Зоны, у него наступило то состояние, когда противник слился в одну сплошную черную массу, и задача была одна — уничтожать зло. Жижа, издавая неприятный запах морга, рухнула на пол, увлекая за собой скользкую плоть, которую Вадим добил парой контрольных выстрелов. Потом так же безжалостно он уничтожил и электронику.
Вадим не стал заходить во вторую лабораторию, содержимое его нисколько не интересовало. Он просто кинул в приоткрытую дверь гранату и отступил под прикрытие стены. Сначала хлопнула граната, а через мгновение горизонтальный огненный столб вынес в коридор осколки лаборатории, едва не опалив самого Малахова.
— Что они там, керосин хранили? — буркнул себе под нос Вадим и направился к выходу. В предбаннике он разблокировал помещение с Сизовым, крикнув ему в приоткрытую дверь: «Ты тут полчаса еще побойся, потом выходи!», и, крутанув запорный механизм люка, покинул подземный исследовательский центр. Наладонник показывал, что Вадим пробыл в лаборатории около четырнадцати часов. Снаружи было раннее утро. Не встречая никаких препятствий, он выбрался из подземелья на газон. Лил противный осенний дождь, казалось, все кругом окрашено в оттенки черного. От пространственного перехода, созданного «дыроколом», ничего не осталось, установить связь с группой не удалось, и Вадим, тяжело вздохнув, двинулся к забору. Перебраться через четырехметровую бетонную стену, верхний срез которой украшала колючая проволока, Вадим не пытался. Недалеко обнаружились запертые на громадный амбарный замок ворота. Впрочем, ломать замок не пришлось — перелезть ажурные ворота было делом плевым.