Куда боятся ступить ангелы
Шрифт:
– Я хочу оставить записку!
– крикнул он.
– Сейчас Перфетта пошла за корзинкой, - объяснила девочка.
– Когда вернется, спустит ее вниз - вот сюда. Вы положите в нее вашу карточку. Потом она поднимет корзинку - вот так. И тогда...
Когда Перфетта вернулась, Филип вспомнил про младенца и попросил показать его. Младенца пришлось искать дольше, чем корзину, и Филип обливался потом, стоя на вечернем солнцепеке, стараясь не вдыхать сточных ароматов и не дать девчонке снова запеть песенку, поносящую Поджибонси. Оливы во дворе были увешаны выстиранным бельем, накопившимся, должно быть, за неделю,
– Красавчик, ровно ангел!
– завопила Перфетта, протягивая вперед сверток, очевидно, являющийся сыном Лилии.
– Но с кем же я разговариваю?
– Спасибо. Вот моя карточка.
– Филип вежливо просил у Джино встречи на следующее утро. Но прежде чем положить записку в корзину и выдать себя, он решил кое-что разузнать.
– Не приходила ли на днях молодая леди? Молодая англичанка?
Перфетта извинилась - она стала глуховата.
– Молодая леди, бледная, большая, высокая?
Перфетта не расслышала.
– Молодая леди!
– Перфетта туга на ухо, когда захочет, - заметила таможенная сестра. Пришлось Филипу примириться с этой особенностью Перфетты и пуститься в обратный путь. Около ворот Вольтерра он отвязался от противной девчонки, дав ей два пятицентовика. Она осталась недовольна, так как получила меньше, чем ожидала, и к тому же у него был недовольный вид, когда он давал ей деньги. Проходя мимо ее отцов и дядьев, он подметил, что они перемигиваются. Все в Монтериано словно сговорились дурачить его. Он чувствовал себя усталым, озабоченным, сбитым с толку и уверенным лишь в одном - что он вне себя от злобы. В таком настроении он вернулся в «Стелла д'Италиа». Когда он начал подниматься по лестнице, из столовой в первом этаже высунулась мисс Эббот и с таинственным видом поманила его.
– Я хотел, наконец, выпить чаю, - отозвался он, не снимая руки с перил.
– Я была бы вам так признательна...
Он последовал за ней в столовую и прикрыл за собой дверь.
– Понимаете, - начала она, - Генриетта ничего не знает.
– Я знаю не больше ее. Его нет дома.
– При чем тут это?
Он наградил ее иронической усмешкой. Парирует она находчиво, как он уже говорил это раньше.
– Его нет дома. Я так же несведущ, как и Генриетта.
– Что вы имеете в виду? Пожалуйста, мистер Герритон, прошу вас, не будьте так загадочны, сейчас не время. Генриетта может спуститься в любой момент, а мы не решили, что ей говорить. В Состоне - другое дело, там мы притворялись приличий ради. Но здесь мы должны объясниться начистоту, и, мне кажется, в вашей честности я могу быть уверена. Иначе мы так и будем ходить вокруг да около.
– Что ж, давайте объяснимся начистоту.
– Филип принялся расхаживать по комнате.
– Позвольте для начала задать вам вопрос. В какой роли приехали вы в Монтериано: как шпионка или как предательница?
– Как шпионка!
– не колеблясь, ответила она. Она стояла у небольшого готического окна (некогда отель был дворцом) и водила пальцем по оконным переплетам, словно именно на ощупь они были прекрасны и необыкновенны.
– Как шпионка, - повторила она, ибо Филип, не ожидавший так легко вырвать признание, в растерянности молчал.
– Ваша мать с самого начала вела себя бесчестно. Ребенок ей совершенно не нужен, и в этом еще нет ничего дурного. Но она чересчур горда, чтобы позволить мне взять его. Она сделала все, чтобы из идеи увезти ребенка ничего не вышло, от вас она кое-что утаила, Генриетте ничего не сказала, обманывала всех и на словах, и на деле. Я больше ей не доверяю. Потому-то я и приехала сюда одна, через всю Европу, никому не сказав ни слова. Отец думает, что я в Нормандии. Приехала, чтобы шпионить за миссис Герритон. Не будем пререкаться!
– остановила она Филипа, который почти машинально принялся обвинять ее в дерзости.
– Если вы здесь для того, чтобы получить ребенка, я вам помогу. Если для того, чтобы не получить, я добуду его для себя.
– Я не надеюсь, что вы мне поверите, - промямлил Филип, - но, уверяю вас, мы здесь для того, чтобы забрать ребенка, чего бы он нам ни стоил. Моя мать позволила нам заплатить, сколько спросят. Я должен следовать ее инструкциям. Думаю, что вы одобрите их, ведь фактически вы их продиктовали. Я лично их не одобряю. Они нелепы.
Она равнодушно кивнула. Что он скажет, ей было безразлично, главное - чтобы ребенка забрали из Монтериано.
– Генриетта выполняет те же инструкции, - продолжал он.
– Но она одобряет их и не знает, что они ваши. Думаю, мисс Эббот, вам лучше взять на себя руководство спасательной экспедицией. Я просил у синьора Кареллы свидания завтра утром. Вы не против?
Она снова кивнула.
– Могу я поинтересоваться подробностями вашей с ним встречи? Они могут мне пригодиться.
Он сказал это на всякий случай. К его великой радости, она вдруг сложила оружие. Рука, гладившая резные переплеты окна, соскользнула вниз. Лицо покраснело, и не только оттого, что его освещало закатное солнце.
– Моей встречи? Откуда вы узнали?
– От Перфетты, если это вас интересует.
– Кто такая Перфетта?
– Женщина, которая вас впустила.
– Впустила куда?
– В дом синьора Кареллы.
– Мистер Герритон!
– воскликнула она.
– Как вы могли ей поверить? Неужели я, по-вашему, могла войти в дом этого человека после того, что произошло? Странное у вас представление о том, что приличествует леди. Вы, я слыхала, заставляли Генриетту пойти к нему. Она правильно сделала, что отказалась. Полтора года назад я, возможно, и пошла бы туда, но теперь я, смею думать, научена опытом и умею себя вести.
Филип начал постигать следующее: существуют две мисс Эббот: одна - способная проделать самостоятельно путь в Монтериано, и другая, которая не может войти в дом Джино, хотя приехала специально с этой целью. Открытие позабавило его. Которая же отзовется на его следующий выпад?
– Очевидно, я неправильно понял Перфетту. Так где же состоялось свидание?
– Не свидание, нет. Случайная встреча. Простите, я действительно хотела предоставить вам первому увидеть его. Вы сами виноваты. Опоздали на день, хотя должны были прибыть вчера. Я же приехала вчера и, не найдя вас, отправилась на Скалу - знаете, там вас пропускают через садик, дальше лестница ведет на полуразрушенную башню, и вы оказываетесь над всеми другими башнями, над равниной и остальными холмами?