Куда изгибается лоза
Шрифт:
Я ошалело замотал головой, а Оулини весело рассмеялась. От её смеха все неприятные ощущения тут же испарились. Всадница продолжала покатываться со смеху, что опять же никак не вязалось с её прежним поведением. Делала она это так заразительно, что я присоединился к ней, хотя с досадой понимал, что хохочу сам над собой. Вдоволь насмеявшись, Оулини лукаво произнесла:
– Бьюсь об заклад, Эллари, ты решил, что это сон. Или ты ещё под воздействием хмельного нуонорфия, которым я протирала твоё лицо и грудь долгие три недели, пока ты спал богатырским сном.
Я во все глаза смотрел на Великую, которая потянулась к столику, отчего лёгкое платье
– Будет лучше, Эллари, если сегодня ты оботрёшь лицо и грудь сам.
Я уже давно привстал и теперь сидел на кровати, как тупой пень, непонимающе глядя на влажный кусок ткани, который протягивала мне Оулини. Тогда Всадница рассмеялась ещё задорнее и веселее, и слегка толкнула меня в грудь, отчего я понятливо упал обратно на мягкую подушку, самую мягкую, какая только была в моей жизни. Девушка живо склонилась надо мной и начала умело, нежно и аккуратно протирать моё лицо. Странный запах, в котором в равных пропорциях смешались горечь и сладость, усилился и заставил меня непочтительно чихнуть.
Чувствуя, как кровь прилила к моим щекам, я сбивчиво попросил прощения, на что Оулини только улыбнулась. Замерев, я боялся пошевелиться. Всадница внимательно посмотрела на меня и начала расстегивать белоснежную чужую рубашку, в которой я почему-то спал. И вот девушка уже протирала мою грудь, не забывая окунать тряпицу в миску.
– Это нуонорфий, – насмешливо объяснила Великая, кидая кусок полотна на поднос и вставая. – В вашем мире это средство усмиряет боль и дарует красочные видения. Те, кому однажды довелось им насладиться, подсаживаются на хмельное чудо. Обычно хватает щепотки порошка, нанесенной на слизистую носа. Но самые отчаянные и настырные разводят нуонорфий, чтобы вколоть в вену. Эффект превосходит ожидания. Средство редкое и дорогое. В попытках достать дозу люди отдают всё, чем владеют. А когда предложить уже нечего, бросают на алтарь свою жизнь. Для всех, кто дерзнул открыть для себя мир нуонорфия, обратной дороги нет. Он не отпускает своих жертв, досуха выпивая их жизненные соки, оставляя после себя ничтожную труху, что рассыпается в прах. Но ты не должен беспокоиться, Эллари. Тебя это не коснётся. В моих руках нуонорфий творит совсем другие чудеса. Теперь ты полностью здоров, Эллари.
– Благодарю, Великая, – я почтительно склонил голову, поспешно застегивая пуговицы на рубашке под насмешливым взглядом Оулини. – Но что со мной произошло? Последнее, что я помню: громкие хлопки, ваше исчезновение, а затем появилось лохматое существо с красными глазами, которое исхлестало меня кнутом до полусмерти.
– Всё так, – теперь Всадница смотрела на меня внимательно и серьёзно.
– Но спина моя вроде бы здорова, я не нащупываю даже рубцы.
– Нуонорфий, Эллари, нуонорфий. В моих руках он творит ещё не такие чудеса. Но твоему телу пришлось три недели восстанавливать себя под моим неусыпным контролем.
– О, Великая, вы лично, своими руками протирали мою спину нуонорфием? И давали принимать внутрь?
– Ты невнимателен, Эллари. Я только что сказала, что протирала тебе лицо и грудь.
– На моей спине не было ран?
– Были. И ещё какие, Эллари, ещё какие. Не хочу тебя пугать, но твой хребет был переломан.
Я вскочил с кровати и бросился на колени перед Оулини, целуя край её платья:
– Вы спасли меня, о, Великая, и с этих пор я вдвойне ваш раб. Буду смиренно ждать момента, когда смогу отдать за вас свою жизнь. Но я ничего не понимаю. С тех пор, как у вас в услужении, понимаю всё меньше и меньше. Дозвольте испить хотя бы каплю эликсира истины своему ничтожному рабу, пока он не издох от жажды.
– Да ты поэт, Эллари, – снова насмешливо пропела Оулини. – Вставай же скорее, ты ещё слишком слаб. Ну же, в постель. Уж не хочешь ли ты, чтобы мои труды пропали даром?
– Я не посмею, Великая. Позвольте же мне узреть истину…
– Эллари! Быстро в постель. И смени свой высокопарный тон на человеческий, хорошо?
Глаза Всадницы заметали молнии, а потому я понятливо поднялся с колен, с сожалением отпустил край платья, который Оулини у меня не отнимала, и юркнул обратно в кровать. Великая тут же сменила гнев на милость и снова присела рядом со мной. Она протянула руку и взлохматила мои отросшие кудри.
– Сколько лет тебе, настойчивый Эллари?
– Двадцать три, Великая.
Оулини нахмурилась:
– Говори правду, юный отрок.
– В сентябре исполнится семнадцать.
Это тоже не было правдой, но вроде бы устроило Всадницу. На вид ей самой было не больше шестнадцати, но Оулини обычно вела себя так, словно годилась мне в матери или… повелительницы. Впрочем, так и было: Всадница была моей хозяйкой. Сегодняшнюю перемену во внешнем виде и поведении Великой я объяснил себе тем, что она не ожидала найти меня в сознании. Ухаживая за мной лично три недели, Оулини расслабилась. Лично, но почему же лично?
Между тем девушка откинулась назад так, словно хотела рассмотреть меня получше. Затем внезапно подалась вперёд, потянулась ко мне, очень медленно и нежно провела рукой по лбу, носу, губам, подбородку. Трепетными пальцами пробежалась по шее вниз до яремной ямки. Моя бедная голова пошла кругом, сердце бешено застучало в груди, а когда Оулини вновь провела тонким пальчиком по моим обветренным губам, едва не потерял сознание.
Не может быть, чтобы Великая так запросто дотрагивалась до своего ничтожного слуги. Быть может, ей не подходит мой возраст? Сейчас она насильно раскроет мой рот и заставит проглотить яд. Что ж, даже не буду сопротивляться. Сквозь платье Оулини просвечивала упругая грудь, я мог поклясться, что чувствовал свежее дыхание девушки рядом со своим лицом, особенный, сладкий запах юного тела. Если бы сейчас передо мной поставили Лиету и Оулини, то… Незыблемый меня храни, о чём я думаю. Оулини – моя бессмертная госпожа. Лиета – мечта. В изнеможении закрыл глаза, начиная подозревать, что всё происходящее – продолжение пытки кнутом, только более изощрённое.
– Эллари, милый Эллари, как ты молод, – прошептала задумчиво Всадница, – как восхитительно красив. Наверняка все девицы, которым посчастливилось тебя узнать, втайне вздыхают о тебе, а теперь и вовсе места себе не находят от волнения, ломая голову, куда ты пропал. Линия твоего носа так аккуратна и тонка, словно ты из рода Возвышающегося. Подобные профили я видела только у мраморных статуй в Безымянном саду Молчания. А глаза… Идеальная форма, волнующий разрез. Редкого изумрудного цвета. Умные, смелые, дерзкие. Я уже молчу о твоих губах. Какие они всё-таки… Кстати, Эллари. Ты можешь звать меня просто Оулини, когда мы наедине.