Куда кого посеяла жизнь
Шрифт:
Несколько дней она ночевала в госпитале, а потом ей нашли квартиру в поселке. Во время войны это практиковалось часто, – в «добровольно – принудительном» порядке приезжих подселяли в частные дома, особенно, если те дома или квартиры, были государственными. А в Алге тогда основная масса жилья была при государственном Химкомбинате. Хозяйка квартиры работала на комбинате технологом, по возрасту была всего лет на пять старше Нади, так что они быстро и по-доброму – подружились.
Надя, по правде говоря, не так часто бывала на квартире, по той причине, что количество раненых в госпитале выросло за 400 человек, основная масса прибывала из – под Сталинграда, где жернова военной машины перемалывали людей сотнями и тысячами. Операции шли ежедневно и круглосуточно, врачам и сестрам удавалось отдыхать по 2–3 часа в сутки, на месте, в дежурных комнатах. Их даже заставляли отдыхать в приказном порядке, чтобы не падали во время операций.
В
В это время произошли перемены и в жизни Нади. Она, за все эти полтора года, не имела никаких контактов с представителями мужского пола. Никаких вообще. И дело было даже не в том, что ей (по документам), только в конце лета сорок третьего года, должно было исполниться восемнадцать лет, а, в первую очередь, потому, что она всегда помнила, в каком положении находится, что живет по чужим документам, ну, а во – вторую очередь, она, как было уже сказано, – ненавидела чужой ей народ и вовсе не собиралась, по всем этим вместе взятым причинам, заводить с кем-то из местных мужчин –знакомства, любые.
Привыкнув к такому своему особому положению, даже поменяв свое отношение к окружающим людям, она по инерции, продолжала вести себя так и дальше. Но, вышло по-другому. Молодой старший лейтенант, летчик, почти полгода пролежавший в госпитале, по причине того, что у него после операции, неправильно срослась левая нога, её пришлось снова ломать и приводить в порядок, поэтому и растянулся срок его лечения. Месяца полтора, он проходил реабилитацию, разрабатывал ногу, учился твердо стоять, правильно двигаться, с тем, чтобы снова взяться за штурвал самолета. После всех операций, когда он начал потихоньку вставать на ноги, за ним закрепили «поводыря» – Надю. Главврач так и сказал при всех -: «Надежда, мы его подняли с койки, теперь вам официально поручается поставить его на ноги. Будете по несколько часов заниматься с ним различными упражнениями, до тех пор, пока он не станцует перед нами, сам или с вами на пару. Это приказ!».
Приказ Надя выполнила, но перед выпиской из госпиталя, летчик, без всяких предисловий, когда они прогуливались по территории, остановился, мягко повернул к себе Надю и сказал: « Я скоро уеду, дней через десять; врачебная комиссия разрешила мне летать. Не знаю, когда эта проклятая война закончится, но я твердо решил – бросить жизненный якорь в надежном месте. Ты, Надюша, мне давно нравишься, с тех пор, как я тебя в первый раз увидел перед операцией. Все это время, я наблюдал за тобой, но так и не осмелился ничего тебе сказать. Если бы не уезжал, наверное, и сегодня промолчал. Выходи за меня замуж…. У меня вообще никого нет, родители погибли еще в начале войны, а так – ты будешь меня ждать, и мне легче воевать будет!» – выдохнул Антон (так звали летчика). Он с надеждой и опаской посмотрел ей в глаза, боясь, что она неправильно поймет и обидится его предложению, как неуместной шутке.
Надя несколько секунд молчала, а потом, тоже посмотрела в его глаза и ответила: «А знаешь, Антон, – я – согласна!. Ты мне тоже нравишься, и тоже с того момента, как я тебя первый раз увидела. И у меня тоже никого нет». Они обнялись и сошлись в долгом поцелуе.
Они написали рапорта на имя их общего начальника, главврача госпиталя, с просьбой разрешить им стать официально мужем и женой. Получив прошения, начальник пригласил их обоих, попросил объяснить, насколько серьезны их намерения и, дают ли они себе отчет о том, какое сегодня время, что они оба солдаты, а кругом -Война, и никто не знает, что будет с ними, через месяц, да даже, через пару недель. «Жених и невеста» ответили, не задумываясь, и, – одновременно: « Товарищ майор, мы потому и просим вашего разрешения, что не знаем, что будет с нами –завтра. А мы сегодня хотим быть вместе и навсегда! Чтобы с нами не случилось!».
Посмотрел главврач на них, – один – летчик тяжелого бомбардировщика, она – его боевой помощник по хирургическому отделению, медсестра. Ему- 20 лет, ей- 18. И что здесь скажешь!?. Он позвонил в поселковый совет, попросил зарегистрировать их брак без очереди. « Да какая там очередь – серьезно ответил ему председатель поссовета, – за последний квартал – ни одной официальной регистрации брака. Время такое!».
Их семью зарегистрировали в течение получаса. Все было, как надо. Антон, через соседку Нади по квартире, нашел и настоящее белое платье и белые туфли, и фату, ну, в общем, все, как надо. Регистрировались при свидетелях. Со стороны невесты – коллега- медсестра, со стороны жениха – коллега Антона по палате, капитан- танкист, из группы выздоравливающих.
Вышла Надя из поссовета, уже под другой фамилией –
Свадьба удалась на славу, а так как она была единственным мероприятием такого рода, со дня образования госпиталя в Алге, то запомнилась многим людям. Счастливее всех счастливых, были, естественно. – молодожены. Молодые, красивые, радостные, они воодушевляли всех гостей своей радостью, и никто в тот день не думал о войне, о прибывающих постоянно раненых и покалеченных и о том, что ждет впереди каждого из присутствующих, в том числе и молодоженов. Были сделаны добротные фотографии, Антон и Надя –вдвоем, групповые снимки и снимки молодых с отдельными, наиболее близкими из гостей. Молодых даже покатали на украшенных цветами верблюдах. Потом были танцы, танцы и тосты. Незаметно менялся состав гостей, – одни уходили на дежурства, – другие заменяли их за столом и на танцплощадке. Первую брачную ночь молодые провели в гостинице комбината. По неофициальному приказу начальника госпиталя, их сутки никто не тревожил. Потом была целая неделя Счастья!. Надя по двенадцать часов дежурила, а вторые двенадцать часов – была все время с Антоном. Как позже она вспоминала: – «На третий день нашей супружеской жизни, я влюбилась в Антона окончательно!. Ведь до свадьбы, я его практически знала только, как раненого, которого обязана была вернуть в авиацию. А получилось так, что я его ввела в строй, вначале для себя, а потом уже для фронта!. Значит так было надо, для нас обоих! И так было лучше! Иначе мы бы никогда и не встретились, и не почувствовали бы то, что мы созданы были друг для друга. Какое все-таки есть то человеческое счастье! И как мало для этого надо!».
Но -это было уже позже, а в ту неделю, они просто жили, один – другим. Антон носил ее на руках на кухню, она (кухня) была общая, на весь этаж, приносил из кухни, потом приносил еду и они вместе ужинали, в полночь – обедали, а утром – завтракали. В порядке определенного поощрения, Надя целую неделю не работала в ночную смену. Утром она – уходила на работу, а Антон занимался их, теперь уже «общими», семейными делами.
Он за один день «выходил» Наде паспорт с новой фамилией, «чтобы была моей женой везде и всюду», а Наде заявил: « Так как у тебя теперь есть паспорт, а в нем есть штамп и запись о том, что у тебя есть муж, то есть -Я, то свидетельство о нашем браке, – я забираю с собой и буду всем хвалиться тобой, моей любимой женой, ну еще и тем, что я теперь женатый и меня дома ждет жена!». Он положил вовнутрь свидетельства о браке небольшую фотографию, где они были сняты с Надей в день свадьбы, специально заказанную фотографу по размеру офицерской книжки, а потом – заявил ей, что вложит все это в левый карман гимнастерки, как броню напротив сердца, чтобы защищала его в боях, на земле и в воздухе.
Деньги у Антона имелись. Он был один на целом свете, не пил, не курил, не играл в карты и не имел дело с теми, за общение с которыми, надо было платить. За время, проведенное в госпитале, ему причиталось соответствующее вознаграждение, имел он и прежние запасы. Поэтому – оплатил все расходы по проведению свадьбы, накупил Наде ценных, с точки зрения нужности, подарков – из одежды, обуви, потом открыл на её имя счет в местной сберегательной кассе и положил туда несколько тысяч рублей. Когда принес ей сберегательную книжку, пошутил: « Специально не стал давать тебе наличные деньги, чтобы не искушать на их трату, а положил на книжку. Если помнишь- пару лет назад, вышло постановление Правительства, касающееся всех – со своего счета в сберегательной кассе, вкладчик имеет право снять не более 200 рублей в месяц. Так вот снимать по разрешенной сумме – тебе хватит на много месяцев, а там, глядишь, и я приеду, – и – добавлю еще!».
Антон, как после оказалось, – не просто так открыл на имя Нади счет в сберегательной кассе. Так было проще и надежнее отправлять ей ежемесячно половину денежного довольствия, причитающегося ему по службе.
Семь отведенных молодой семье дней, в виде медового месяца, пролетели как одно мгновение. Семь дней вместили, как оказалось позже, всю их совместную семейную жизнь. Ах, какие это были семь дней любви, счастья, веры в судьбу и в счастливое будущее! По жизни бывает так, что, если спрессовать под огромным давлением чью-то многолетнюю семейную жизнь, то в результате может не получиться даже тоненькой пластинки, так, только мокрое место останется и то, не всегда. А в случае Нади с Антоном, эти их счастливейшие семь дней, если разобрать, разложить, распушить, растворить, – то они бы предстали перед миром, многими десятками лет; и то этого показалось бы мало.