Куда мы, папа? (сборник)
Шрифт:
Но я был рад, что папе не все равно.
Папа и велогонки
Папа лечил велогонщиков и порой водил нас на велогонки.
Однажды на отборочном соревновании благодаря папе нам довелось пожать руки чемпионам. Я до сих пор помню имена: Апо Лазаридес, Рафаэль Джеминиани, Жан Робик, Брамбилла… Нам даже фотки подписали. Моему брату Ив-Мари достался Рене Вьетто, а мне – Ги Лапеби.
Помню, какие у велогонщиков ляжки. Огромные, мускулистые, загорелые. Когда я смотрел на свои белые тощие ноги, точно у
Однажды к нам домой приехал Сезар Марселак из французской команды, чтобы папа его полечил. Он приехал на своем велосипеде. Велосипед оставил перед домом. Тот сверкал и казался легче перышка. В тот день Марселак забыл у нас свою полотняную сумку, мы ее открыли и нашли там банан.
Поскольку мы с братьями хотели стать велогонщиками, мы попросили маму купить нам бананов. В день чемпионата Франции мы слушали трансляцию по радио. Выиграл Сезар Марселак. Помню, папа плакал.
Папа вообще был очень чувствительным человеком.
Папа и приговоренные к смертной казни
У папы была куча друзей. Даже приговоренные к смертной казни. Ведь папа и заключенных лечил.
Каждый раз, когда кому-то собирались отрубить голову, приглашали папу. Я не понимал, зачем. Доктора обычно вызывают, чтобы не дать человеку умереть, а не для того, чтобы он стоял и смотрел.
После казни папа выписывал свидетельство о смерти. Писал, что человек с отрубленной головой действительно умер.
Однажды папа попросил приговоренного подмигнуть ему, когда голову отрубят. Вроде тот подмигнул. С папой никогда не знаешь, где правда, а где ложь, он любит пошутить.
Папа говорил – есть два типа приговоренных к смерти: те, которые плакали, валились наземь, которых приходилось тащить силой до самой гильотины, и те, кто решительным шагом бесстрашно шли сами.
Думаю, папа, если бы его приговорили, был бы бесстрашен. Ведь он не боялся умереть. Он смело пил и курил, несмотря на больные легкие.
Папа и смерть за Францию
Папа нас любил, особенно когда мы спали. Он всегда спрашивал, спят ли дети. Иногда даже днем, возвращаясь домой, удивлялся, что мы не спим.
Папа нередко чудил. Иногда, вернувшись поздней ночью, он, наоборот, не хотел, чтобы мы спали. Будил нас и рассказывал грустные вещи.
Однажды сказал, что уедет в Индокитай – защищать Францию – и никогда не вернется, его там убьют, и на смертном одре он будет лежать со своими четками на груди. Папа говорил заливаясь слезами.
Спросонок мы не совсем понимали, о чем речь, но тоже плакали.
Папа говорил, что когда-нибудь на памятнике погибшим из Арраса будет красоваться большая мраморная доска с выгравированной надписью: «Доктор Фурнье отдал свою жизнь за Родину». Тут мы заревели еще громче и стали умолять: «Нет, папа, пожалуйста, не уезжай, мы не хотим, чтобы ты умер за Францию».
Мама не плакала, но и не смеялась. Она пыталась уложить папу спать.
А нам потом никак не давала уснуть мысль о большой мраморной доске.
На следующий день, пока мы собирались в школу, защитник Родины храпел как сапожник.
Папа и Польша
Пациенты знали, что папа пьет. Помню, как-то раз один из них в ярости крикнул маме, мол, папа пьет больше, чем вся Польша. Но мы как семья тогда еще пытались его прикрывать.
Помню, однажды вечером папа вернулся домой очень усталым. Он упал прямо в прихожей, подняться не смог и заснул на кафельном полу, растянувшись у двери.
Тут в дверь позвонили. А мы не могли сдвинуть папу с места, он был слишком тяжелым. Тогда мама открыла дверь и встала так, чтобы за ее спиной папу не заметили.
Явились пациенты, женщина и мужчина. Мама кое-как быстро втолкнула их в приемную, а сама занялась папой.
Папе дали очень крепкого кофе, но это не сработало, он все равно засыпал. Наконец, ему удалось подняться, но, встав на ноги, он отправился в спальню.
Только когда мы все стали готовиться ко сну, из приемной раздалось покашливание. Мы напрочь забыли о пациентах. Они прождали больше двух часов. Им даже «Пари Матч» было не почитать, потому что совсем стемнело. А мама запамятовала включить свет.
Индейцы и папа
В Аррасе нас с моим братиком иногда приглашали на детские полдники.
Помню, однажды чьи-то родители устроили полдник-маскарад, куда надо было прийти в костюмах. Мама не могла купить нам костюмы, и мы чуть не пропустили все веселье.
Сестры-миссионерки с нашей улицы об этом узнали и решили сделать нам костюмы. Костюмы индейцев. До сих пор перед глазами рубашка в красную и зеленую клетку. Еще мы надели черные штаны и перья, а лица выкрасили в красный цвет. Мы отлично смотрелись.
Праздник удался на славу. Нам подавали сок в больших хрустальных кувшинах и много-много пирожных. Помню одну девчонку в костюме маркизы при дворе Людовика XV, она показалась мне очень красивой, и я с ней долго болтал.
К вечеру, хотя праздник еще не закончился, за нами пришел папа. В игривом настроении. И наговорил хозяину дома, известному хирургу по фамилии Тьерни, каких-то глупостей. Из вежливости хирург посмеивался над папиными шутками, но неуверенно. Помню, доктор Тьерни сказал папе: «Кажется, ваши индейцы устали, надо проводить их в палатку».
Индейцы тогда ни капельки не устали.
Устал папа.
Винный суп
Жители Арраса не всегда вели себя с нами приветливо, потому что папа пил. Некоторые даже не здоровались с мамой, ведь ей приходилось работать и самой нас кормить, а мы не так уж часто ходили в гости к другим детям – нас не приглашали.
Глупые школьники смеялись над нами. Помню, однажды в столовой подавали винный суп, красноватый бульон, в котором, точно плот, плавал большой сухарь. Тогда взрослый пятнадцатилетний парень по имени Франсуа, чей отец работал нотариусом, громко произнес: «Вам, деткам Фурнье, такое блюдо должно нравиться!»