Куда она ушла
Шрифт:
Я покачал головой.
– Извините.
– Я уступила поцелую вампиров-оборотней. Сейчас чисто женские пары привлекают уже не так много внимания, как раньше, – невозмутимо сообщила Брен.
– Тебя просто ограбили! – вклинилась Брук. – Да вас обоих. Позорище! Так что оставлю вас наедине зализывать раны или просто знакомиться. А я вернусь – мне еще надо заглянуть туда. Адам, надеюсь, увидимся. Ты бы почаще приезжал в Лос-Анджелес. Тебе чуть загореть не помешало бы. – И она не спеша пошла прочь, подмигнув Брен.
Пару секунд мы стояли молча. Потом я предложил ей
– Это все было подстроено, на случай, если тебе интересно.
– Ага, я как раз об этом думал.
Брен пожала плечами, как будто совсем не смутившись.
– Я сказала Брук, что заинтересовалась тобой, и она взяла дело в свои руки. Мы с ней в этом похожи.
– Ясно.
– Тебя это смущает?
– С чего вдруг?
– Многих парней смущает. Актеры, оказывается, настолько не уверены в себе. Или геи.
– Я вообще не отсюда.
Брен улыбнулась. Потом перевела взгляд на мой пиджак.
– Ты что, бежать собрался?
– Думаешь, за мной с собаками будут охотиться?
– Такое возможно, но поскольку это Лос-Анджелес, наверняка на тебя натравят крошечных чихуахуа, замотанных в дизайнерские тряпки, так что вреда от них никакого не будет. Компанию тебе составить?
– Ты это серьезно? Тебе разве не полагается остаться и оплакивать свой лучший поцелуй, доставшийся другому?
Брен бросила на меня дерзкий взгляд, словно поняла мою шутку и готова была подыгрывать. Это мне понравилось.
– Я не люблю радоваться или страдать из-за своих поцелуев на публике.
План у меня был только один – вернуться в отель в ожидавшем нас лимузине. Так что вместо этого я поехал с Брен. Она отпустила водителя, взяла ключи от своего громадного внедорожника, и мы поехали из «Юниверсал-Сити» на побережье.
По Пасифик-Кост-хайвей мы добрались до пляжа Поинт-Дюм, что к северу от города. По пути взяли суши на вынос и бутылку вина. Когда мы приехали, над чернильно-синей водой висел туман.
– Июньский мрак. – На Брен было короткое черно-зеленое платье с открытыми плечами, поэтому она уже дрожала. – Вечно я в такую погоду мерзну.
– А у тебя свитера или чего-нибудь еще такого нет? – спросил я.
– Как-то к остальному ансамблю ничего не подошло.
– Держи, – я отдал ей свой пиджак.
Она удивленно вскинула брови.
– Да ты джентльмен.
Потом мы сидели на пляже и пили вино прямо из бутылки. Брен рассказала о недавно завершенном фильме и о том, что в следующем месяце уже едет снимать новый. На том этапе она пыталась выбрать один из двух сценариев для собственной компании.
– Значит, ты в целом лентяйка? – поинтересовался я.
Она рассмеялась.
– Я выросла в аризонской клоаке, и мама мне всю жизнь твердила, какая я красавица и что мне надо стать моделью или актрисой. Она мне даже на солнце играть не разрешала – в Аризоне-то! – чтобы кожу не испортить. Как будто у меня ничего, кроме симпатичной мордашки, нет. – Брен повернулась ко мне, и я увидел, насколько у нее умные глаза, хотя, надо признаться, на действительно очень красивом лице. – Но и ладно, она стала билетом, по которому я смогла оттуда уехать. Но и в Голливуде все точно так же. Все считают, что я не более чем инженю, очередная банальная красотка. Но я-то знаю, как все на самом деле. И раз уж я решила доказать, что у меня есть и мозги, и если, условно говоря, мне хочется играть на солнышке, то мне надо найти проект, который засветится. Мне кажется, что в роли режиссера этого добиться будет проще. Все дело в контроле. Я, похоже, все хочу контролировать.
– Да, хотя что-то не удается, как ни старайся.
Брен устремила взгляд к темному горизонту, зарыла босые пальцы ног в песок.
– Знаю, – тихонько ответила она. А потом повернулась ко мне. – Мне жаль, что с твоей девушкой так вышло. Ее звали Мия, да?
Я поперхнулся вином. Услышать это имя в тот момент я никак не ожидал.
– Извини. Просто я спросила у Брук о тебе, и она рассказала вашу историю. Она не сплетничала. Но она же была в больнице и знает, что произошло.
Сердце хотело вырваться у меня из груди. Я смог лишь кивнуть.
– Когда мне было семь лет, от нас ушел отец. Самое страшное событие в моей жизни, – продолжала Брен. – Так что я представляю себе, что значит потеря такого значимого человека.
Я снова кивнул и отпил большой глоток.
– Сочувствую, – выдавил я.
Брен легонько кивнула.
– Но они хотя бы умерли все вместе. Ну, в какой-то мере это благословение. Я бы точно не хотела очнуться, если бы вся моя семья погибла.
Вино полилось у меня изо рта и носа. Я не сразу смог отдышаться и обрести дар речи. Но потом я сказал Брен, что Мия не умерла. Что она выжила и полностью восстановилась.
Брен смотрела на меня в таком ужасе, что я начал жалеть ее больше себя самого.
– О боже! Адам, это просто кошмарно. Значит, я ошиблась. Брук сказала, что больше о Мие ни слова не слышала, ну, и я бы то же самое подумала. «Падающая звезда» пропала с горизонта, а потом вышел «Косвенный ущерб», и в текстах столько боли, столько говорится о злости и предательстве, о покинутости…
– Да, – ответил я.
Брен смотрела на меня, а в ее зеленых глазах отражался лунный свет. Я понял, что она обо всем догадалась и без моих объяснений. И испытал огромное облегчение от того, что не придется все это пересказывать.
– Ох, Адам. Так, наверное, в каком-то смысле даже хуже?
Когда Брен это сказала, произнесла вслух ту мысль, которая меня иногда, к моему нескончаемому стыду, посещала, я в нее немножечко влюбился. И решил, что этого достаточно. Что это понимание без слов и зародившееся чувство к Брен расцветет когда-нибудь такой же всеохватывающей любовью, которую я некогда испытывал к Мие.
В тот же вечер я поехал к ней домой. Всю весну я катался к ней на съемочные площадки в Ванкувере, Чикаго, Будапеште. Я хватался за любой повод вырваться из Орегона, уехать от той неловкости, которая подобно толстому стеклу, как в аквариуме, встала между мной и остальной группой. Летом Брен вернулась в Лос-Анджелес и предложила мне переехать в ее дом в Голливуде.