Куда Уехал Цирк. Дорога-3
Шрифт:
– Тогда пораньше!
– глаза Джоди опять горели огнем.
– Чтобы рассвет застать!
– Нетушки! Рассвет ты будешь снимать с берега!
– взвился Дени.
– Творческая натура - это конечно круто, но давай без фанатизма!
– И вообще, ты все вокруг снимаешь, а Потапыча в озере нет, - фыркнула Стаси, обидевшись за медведя, который и не подозревал, как злостно его игнорируют.
– А он такой красавец, когда в воде сидит. А мы его еще и расчешем, так вообще все медведи вокруг обзавидуются.
Джоди с кислой миной поплелся за фотоаппаратом и треногой. Но уже через час вовсю командовал ящерками, требуя подогнать мишке рыбу покрупней. Потапыч сидел по пояс в воде, на верхней половине еще сухой шкуры
Утром у скалы опять собрались зрители, аттракцион «подними фотографа на скалу» продолжался почти час. А потом начался аттракцион - не дай ему упасть с той скалы! Потому что, выбирая тот самый, выигрышный ракурс, Джоди краев просто не видел. А природа работала фотомоделью по полной. Озеро то застывало неподвижной гладью, то всплеснувший хвост, чей, понять не удалось, разгонял по поверхности круги. Солнце, совершая свой ежедневный моцион, меняло освещение озера, и вода то становилась темной, то голубела, словно море, то зеленела, вбирая в себя цвет растущих на берегу и скалах хвойников.
Ни о каком обеде Джоди слышать не хотел, верней, просто не слышал. Да и спускать, а потом поднимать его наверх, никому не хотелось. Еду подняли на скалу, и дежурные попытались усадить парня обедать, однако вдруг возникший ветерок подогнал белую кудрявую гору облаков, решившую полюбоваться собой в зеркале воды. И еда была забыта напрочь. Медведь, решивший покатать на каноэ сестренку Ю, старался в кадр не попасть. Но не учел, что сидящая в лодке китаянка, с ярким зонтом над головой, окажется вот тем самым важным штрихом.
Остальные занимались кто чем. Стаси познакомилась со своей тетушкой. Девочки были где-то похожи цветом волос и глаз и сокращенное имя одной и прозвище другой, звучали схоже Стаси и Сесси. Сказать, что за эти полтора дня они подружились, было нельзя, но и холодная настороженность явно подтаяла.
Они осторожно знакомились друг с другом.
Матушка Сесси, как и ее «девочки», в лагере не появлялась, ну вот нечего им тут было делать. Мужчины захаживали то за одним, то за другим. Беседовали с Киангом, и тот ходил в их лагерь помочь с ремонтом фургона. Вернулся раздраженным и тут же позвал Марью гулять. Женщина с радостью согласилась, мгновенно собрав одеяло, корзинку для пикника и помповуху. Ментальные техники - это, конечно, здорово! Но пуля крупного калибра между глаз как средство убеждения и останавливающий фактор для особо непонятливых и наглых лохматых особей - тоже неплохо. Особенно для гризли. Гуляя, нашли небольшой малинник и аккуратно его обнесли, пироги с ягодой у Тани получались просто отменные. Ну и коврик не заскучал без дела, для совместных «медитаций» самое оно.
Желчь, видевший, как уверенно женщина забросила на плечо винтовку, долго смотрел вслед паре. Нет, эта женщина не носила оружие постоянно, как воин или охотник, но все же была к нему привычна. Вождь огляделся, в лагере было пусто, только Оле развешивал на веревке постиранное белье. Стиркой где-то в фургоне занималась Марья, и даже вынесла постиранное на улицу. Но пришел муж, и женщина убежала, мимоходом озадачив белобрысого. И этот здоровяк даже не возмутился! Вон, встряхивает и вешает, а что-то мелкое бросает опять в ведро. Желчь подошел, кашлянул, привлекая внимание, и задал интересовавший его вопрос, верней, теперь уже два. Умеет ли скво Марья стрелять из такого серьезного ружья, и почему он, мужчина, занимается женской работой. Оле обернулся, посмотрел с высоты своего роста и, пожав плечами, дал два коротких ответа - не хуже меня, и я что, облезу? Индейцу было о чем подумать. Что это за светлые комочки ткани, оставшиеся на дне ведра, он спрашивать не стал.
Ло навещал соседский лагерь дважды в день, верней, свою пациентку в нем. Забирать девушку к себе он счел ненужным, родные стены и подруги рядом - это тоже своего рода терапия. Хотя насчет количества подруг он явно ошибся. Док объяснил цирковым, что с их товаркой все будет в порядке, и ночью от ужаса она кричать не будет. Почувствовал, как от пары девушек потянуло разочарованием. Когда же выяснилось, что и шрамов не останется, одна из двоих, просто полыхнула яростью. Еще дока грызла тревога за Федора Артемьевича, уже вторую ночь он проводил у мадам Таис. Возвращался к себе только к обеду, изрядно помятый, но счастливый, как мальчишка. На его губы то и дело выползала улыбка идиота. Глядя на него, Марья выдала одну из народных мудростей, которые так любила цитировать. Вот воистину - седина в бороду, а бес в ребро... Казалось бы, счастлив мужик, так порадоваться! Но док видел, что даже две бурно проведенные ночи сказались на Федоре не лучшим образом. Появились тени под глазами, пока едва заметные, лицо побледнело, а глаза слишком блестят. Уж не поит ли его мадам какой-то дрянью, типа шпанской мушки, или что тут у них имеется для поднятия, хм, настроения.
Охотой занимались индейцы, ходоки предложили свое участие в добывании мяса, но им вежливо ответили, что справятся сами. Рыбалку экспроприировали себе Шен и Фен, вот уж кто отводил душу, резвясь в воде. Невс сидел на берегу грустный, его в воду не пускали. Люди могли поклясться, что это именно он подбил чешуйчатых тинэйджеров пошутить. Они тихо по дну подобрались к плещущимся на мелкоте девицам и резко встали на хвосты. Визг, брызги, чуть не утонувшие на глубине по колено купальщицы... И строгий выговор дома, ошейники, поводки и прогулка к соседям с извинениями. Извинялись, понятное дело, «хозяева», а Фен и Шен демонстрировали игривую безалаберность, в пространство изливая дружелюбие. Девицы сначала дичились, но потом самая храбрая решилась погладить чешуйчатую спинку, восхитилась ее шелковистой гладкости и ящерок чуть не затискали.
Впервые с неприятного инцидента к ужину вышел Ник. Поздоровался сразу со всеми, но за весь ужин ни разу не поднял глаз от своей тарелки. От повисшего молчания было неуютно, и как-то очень быстро за столом осталась расширенная команда ходоков и Желчь. Этот индеец как будто был во всех местах сразу, ни во что не вмешивавшийся, доброжелательный и о-о-очень внимательный. Ник, видимо, и ждал этого момента, потому что вздохнул, поднял голову, но смотрел перед собой, не встречаясь ни с кем глазами.
– Хочу извиниться, - начал он хрипловато, кашлянул, прочищая горло, и продолжил: - Всегда хотел свою команду, хоть маленькую, но свою. Я бы смог...
– он замолк на секунду.
– Меня бы уважали...
– а потом с какой-то детской обидой добавил: - Ло ведь совсем не командует! Все делают, что хотят. Разве так можно?
– обвел глазами сидящих за столом. Команда переглядываясь, да, со стороны могло показаться, что Ло вроде и не командовал, но только показаться. Хотя удивительно - как Ник мог этого не понять? Или он видел только то, что хотел?
– Дядь, ты чего?
– изумилась Эни.
– Ник, тебя студенты уважают,- подключился ее брат.
– Вот сто пудов.
– Любить не любят, а уважают точно!
– уточнила диспозицию добрая девушка.
– Я что, торт, чтобы меня все любили? – насупился дядюшка, но заявка про уважение настроение ему подняла.
– Ну, торты тоже не все любят, или не все торты, - хмыкнула Марья, потом спросила уводя разговор со столь тягостной темы.
– Слушайте, ведь завтра день летнего солнцестояния? Или я чего спутала?