Куда уходит любовь
Шрифт:
– Не трать попусту слов, Нора, – перебил я ее. – Это невозможно. Поставив на столик бокал, я встал. Склонившись в кресле, она схватила меня за руку и, подняв голову, уставилась мне в лицо.
– Люк.
Я смотрел на нее сверху вниз. От ее пальцев, вцепившихся мне в руку, словно било электрическим током. Я не проронил ни слова и спокойно стоял, глядя на нее.
– Помнишь, как мы были с тобой, Люк? – мягко спросила она.
– Помню.
Она еще сильнее сдавила пальцы.
– Это может вернуться, Люк. Никогда ни с кем у меня не было так, как с тобой.
Я чувствовал себя, словно под гипнозом.
– Нет.
– Мы снова можем быть счастливы.
Я яростно одернул руку, но злился я больше на себя, чем на нее. Мне не стоило выходить из себя, и Нора была такой же, как всегда.
– Нет, – хрипло повторил я. – Ничто не может повториться. И в прошлом, какое бы оно ни было, мы чурались правды. Мы закрывали глаза на действительность. И я не могу возвращаться, чтобы жить рядом с ложью.
– Так оно и было, Люк! Мы не должны были так жить. Но ты не понимаешь, что теперь у нас не осталось никаких иллюзий? И мы сможем все устроить наилучшим образом.
– Не будь такой идиоткой, Нора!
– У меня есть моя работа, – продолжала ворковать она, по-прежнему глядя на меня. – У тебя – твоя. Я говорила с братцем Джорджем. Он сказал, что с удовольствием возьмут тебя обратно. И что самое главное, у нас есть дом, куда Дани может вернуться.
Она откинулась на спинку стула, отвела глаза от меня и, когда она вновь заговорила, голос был совсем другим.
– Ты так плакался над судьбой дочери, – резко бросила она мне, – о том, как ты ее любишь, как много ты хотел бы сделать для нее. А теперь, когда у тебя есть возможность действительно что-то сделать для нее, ты и пальцем не хочешь пошевелить!
Господи, я только сейчас стал многое понимать. Элизабет давно все поняла, и поэтому-то она и сказала, что хочет моей поездки домой, чтобы я наконец избавился от призраков, которые так долго терзали меня. Она, видно, предвидела, что у нас состоится и такой разговор, когда мне придется выбирать между ею и Дани.
И я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Она все знала, и все же отпустила меня. Это было больше того, что любой мужчина может требовать от своей жены.
Я посмотрел на Нору, и мне показалось, что я в первый раз по-настоящему вижу ее. Сэм Корвин был прав, когда говорил, что единственное, чем она по-настоящему была увлечена, было ее искусство. Кроме него, для Норы никого и ничего не существовало.
– Я приехал помочь Дани, – тихо сказал я. – Но не для того, чтобы разрушать чью-то жизнь.
– До чего благородно. И теперь, насколько я понимаю, ты будешь изливаться мне, как ты любишь свою жену!
Я задумчиво посмотрел на нее. Внезапно я улыбнулся. Она сама все обрекла в слова.
– Это верно, Нора, – подтвердил я. – Я в самом деле люблю ее.
– И что же, как ты думаешь, останется от ее любви, после того, как она увидит те снимки, которые я ей послала?
Я ждал этого. И ничего не ответил.
– И какая тогда у тебя будет причина отказывать мне?
– Самая убедительная в мире. Я не люблю тебя, вот и все. После таких слов любовь не может больше существовать. Она умирает. Она сгорает, уничтожая саму себя в пламени слов, полных ненависти и взаимных обвинений.
Ее разрывает на части гнев и насилие. Но и после взрыва от нее остаются останки, терзая сердце и память воспоминаниями о несбывшихся надеждах, о чувствах и страстях, которые так и не принесли плодов. И затем, когда звучат простые, словно бы сказанные ребенком, слова, она умирает окончательно.
Исчезают все призраки, испаряется чувство вины. Все встает на свои места, как и должно быть. Что бы ты ни сделал.
Направляясь обратно в мотель, я опустил окна в машине. Свежий ночной воздух охладил даже ненависть, которую я старался изгнать из души. Теперь Нора ничего не значила для меня. Больше ничего не значила.
17
Вернувшись в мотель в четверть одиннадцатого, я сразу же направился к себе в номер. Ровно в одиннадцать часов раздался стук в дверь. Я открыл ее.
С испуганным выражением на лице в дверях стояла Анна Страделла. Я сделал шаг назад.
– Входите, Анна, – сказал я, пропуская ее. – Почему он послал именно вас?
– Он подумал, что если тут будут полицейские, вы не передадите меня им.
– Не стоит так боятся. Тут никого нет.
В глазах ее появилось выражение облегчения.
– Я и не думала, что меня встретят полицейские.
– Вы принесли письма?
Молча она открыла сумочку, вынула оттуда письма и вручила их мне.
– А что, если я скажу, что у меня нет денег? Она пожала плечами.
– Это не имеет значения.
– Что же вы скажете своему брату?
Она повернулась ко мне лицом, и я увидел, что глаза ее полны скрытой боли.
– Я ничего не должна ему говорить. Прежде, чем взять у него письма, я вручила ему сто долларов.
– Почему вы это сделали? – спросил я.
– Потому что хотела, чтобы вы получили их. Мы и так причинили вам достаточно бед.
Она заплакала.
Я стоял, глядя на нее.
– Анна, прошу вас, не надо. У меня есть деньги.
– Я не из-за этого плачу. – По щекам у нее обильно текли слезы, и тушь на глазах оставляла темные подтеки. – Все так запуталось!
– Что именно? – спросил я. – Из-за чего вы плачете?
– Из-за Стива. Сегодня он попросил меня выйти за него замуж. И я не знаю, что ему ответить.
Я улыбнулся. Я так и не научусь по-настоящему понимать женщин.
– А я-то думал, что этого-то вы и хотели.
– Я хочу этого, – она высморкалась в «Клинекс», который вытащила из сумочки.
– Тогда в чем же проблема? Он же знал о своем брате.
Она посмотрела на меня.
– Да, он знал о Тони. Но он не знал кое-чего другого.