Куда ведешь, куда зовешь, Господи!

Морозова Светлана

Я легко влюблялась, легко бросала, легко прощала измены, уходя без сожаления. Любовь была необходима, но не являлась самоцелью выскочить замуж. Она вспыхивала как мощный костер, буйно разгорающееся пламя охватывало меня моментально и так же внезапно могло скоропостижно погаснуть от сказанного слова, лжи, поступка, или черт знает от чего, не оставляя следа.

Но от любви не уйдешь. И она была. Первая – в Усть-Каменогорске, где я работала лаборанткой на кафедре в Пединституте и влюбилась в восемнадцатилетнего мальчика Володю Красавина, который обучал будущих педагогов вождению на грузовике. Он хотел поступить в Медицинский институт и стать хирургом. Этот парень с лицом Джека Лондона

был младше меня на 4 года. Но он в меня влюбился, и я влюбилась в этого дерзкого и нежного мечтательного мальчика с фигурой боксера. Потом я поступила в институт, а его в это время забрали в армию, и все закончилось, оставив в памяти чувство благодарности за любовь. А любовь была чисто платоническая, меня панически останавливало то, что первым мужчиной мог быть этот романтический мальчик.

На его грузовике мы объездили все окрестности, которые по красоте не уступали Швейцарии. Все горы, долины, ущелья и гремучие речушки в окрестностях Усть-Каменогорска были великолепны, неожиданно возникали, сменяя друг друга, незабываемые горные пейзажы. Это было прекрасно! Как-то во время одной из поездок меня укусил шмель. Глаз моментально заплыл синяком и почти закрылся. Было очень больно, я три дня ходила с повязкой на глазу, и от меня жутко несло ихтиоловой мазью. Но нас с Володей так неудержимо тянуло друг к другу, что мы каждый вечер гуляли по парку и неистово целовались, несмотря на вонь ихтиолки и мой пиратский вид. Наверное, он сильно любил меня, если терпел такое.

Вторая короткая влюбленность случилась после первого курса, когда нас направили на практику в Ленинград. Поселили нас на Фонтанке в общагу ЛИСИ. Ах, какие были удивительные дни и белые ночи в этом прекрасном городе! Мы проходили практику в залах Зимнего дворца, где велись реставрационные работы. Делали чертежи и обмеры – кроки с лепных украшений, ездили на экскурсии по городу, в Петергоф, Пушкино, Павловск, Ораниенбаум, Кронштадт, ходили в музеи.

Мне так хотелось прочесать весь Эрмитаж и все осмотреть, что я старалась улизнуть от нудной работы по составлению обмеров и чертежей. Все добросовестно пахали, а я бегала по залам, не в силах оторваться от изобилия прекрасной живописи великих художников. Несмотря на всеобщее осуждение группы, я каждый день исчезала на два-три часа. Мне всегда было невыносимо делать то, чего не хочется, не интересно, и я это избегала без зазрения совести. Ну не надо мне было этих упражнений с обмерами! И я знакомилась с Эрмитажем, основательно изучая собрание шедевров.

Когда же вся группа не выдержала моих фокусов и взбунтовалась, я пообещала одна оформить общую пояснительную записку. Для этого мне выписали спецпропуск для доступа в архив Эрмитажа! – так наказание превратилось в удовольствие. Я попала в святая святых главного музея великого города, познакомилась с массой документов, одно прикосновение к редчайшим оригиналам которых вызывало благоговейный трепет. Пояснительную записку я выполнила классно, с приложением фотодокументов и своих зарисовок, заслужив высокую оценку. Меня простили, и я уже свободно бегала по этажам и залам Эрмитажа, а вся группа продолжала торчать над измерениями и чертежами лепных украшений, но ко мне уже не цеплялась.

А за день до отъезда два студента ЛИСИ подклеились ко мне со Стрельчихой. Они на практике подзаработали и пригласили нас в ресторан. Ну, пошли, попили шампанского, поплясали. Большинство наших студентов уже уехали домой, и Стрельчиха ушла с Геной, а я с Костиком оказалась одна в комнате. Я ему сказала:

– Знаешь, Костик, ты лучше иди спать к себе, мне мама целоваться не велит!

– Да ладно, не похоже что-то, может, научу, и понравится, а?

– Если

хочешь, оставайся, но устраивайся спать на Стрельчихиной койке и имей в виду – тебе ничего не светит.

Но со Стрельчихиной кровати он быстренько соскочи и одетый, в костюме и при галстуке, приступил к осаде. Я лежала на койке, тоже одетая, под двумя одеялами, так как было прохладно из-за открытого окна. Я, конечно же, позволила Костику лечь рядом поверх одеял и про мамин наказ забыла. Всю эту последнюю ленинградскую белую ноченьку мы не сомкнув глаз, целовались до одури на узенькой железной кроватке. Но я устояла, не сдалась этому мальчику, была непреклонна. Может у него это тоже был первый опыт, поэтому он не смог соблазнить меня. Белая ночь закончилась, и под утро Костик сказал:

– Сдаюсь, чертова девчонка! Эту крепость, замурованную в кокон из двух одеял, мне не одолеть!

Измученные и усталые, мы заснули в объятьях друг друга. А потом мой несостоявшийся любовник ушел не солоно хлебавши, а мы с Валентиной уехали домой.

Я не могла просто так переспать с кем-либо не по своей воле, хотя меня все считали прошедшей огонь, воды и медные трубы за отношение к мужчинам, слегка высокомерное, насмешливое и снисходительное. Никому и в голову не приходило, что я сохраняла себя для любви, которая бы исходила от меня.

В эти брежневские годы была полнейшая свобода и раскованность, все казалось дозволенным, ничто не преследовалось – рок-н-ролл, стиляги, буги-вуги, твист, битлы… Студенты, тупеющие до тошноты от бестолковых марксистско-ленинских правил, жили своей веселой кипучей жизнью, занимались любовью. И при этом безусловно верили в светлые коммунистические идеи и счастливое будущее в самой лучшей стране мира – СССР.

Учеба во вторую смену позволяла нам устроиться на полставки и подзаработать. Саша Мегидь нашел работу и предложил мне устроиться с ним в Курортгражданпроект. Начальник отдела сказал ему, что заказан авторский проект курортного комплекса в горах Алатау, недалеко от Медео. Нас заинтересовала фантастическая возможность запроектировать такое, что потянуло бы, ну – никак не менее чем на премию в области архитектуры СССР. В общем, витали в небесах в надежде на то, что, такие талантливые, уж мы-то не упустим возможности забабахать шедевр.

Несколько дней ходили, обсуждая проект, окрыленные от предвкушения интереснейшей работы. А потом все рухнуло после того, как мы уже побывали на живописном месте строительства в горах. Никому не нужен оказался авторский индивидуальный проект, решили поскорее подобрать типовуху и привязать ее к местности. Огорченная, я не смогла этого пережить и уволилась. Начальник уговаривал меня:

– Светлана, ну что же Вы так сразу обиделись! Вы же будете фасады делать для защиты у главного архитектора города.

– Знаю я Ваши фасады, ничего не позволите. Картинки рисовать мне не интересно на обыкновенном типовом здании, я – архитектор, мне нужна творческая работа, мы бы сделали с Сашей то, что Вам и не снилось!

– Да где-ж ее взять-то, творческую работу?

– Да уж точно не у вас!

А Саша продолжал работать у них, ему ведь надо было зарабатывать деньги для семьи, где уже был ребенок.

Потом наступили зачеты и экзамены. После летней сессии, мы с девенками пошли в бар при ресторане Алма-Ата на втором этаже. Попить коктейль с чудным названием шампань-коблер и отметить сдачу экзаменов перед поездкой на практику по живописи в Узбекистан. Нарядились, причесон соорудили соответствующий выходу в свет и отправились в бар. Бармен у стойки был та-акой чувак, что я моментально включилась с ним в искрометный треп. Девки подхихикивали и балдели, пока бармен мастерски готовил коктейли.