Кудис
Шрифт:
А потом перед глазами всплыла картина: парень, лежащий на проезжей части в оранжевом пуховике, свет фонарей, отражающийся от мокрого асфальта, потемневшая от мокрой грязи штанина («это не кровь, только бы не кровь!», – думал я), острый нос, торчащий из-под зеленой шапки… Всё это действительно было со мной. И это точно не было фальшивкой. И я сдался. Я понял, что останусь, что приму все правила, только бы разобраться в этой истории, не для кого-то, для себя самого, чтобы наконец сбросить этот тяжелый ком сомнений и раздумий, когда логика и здравый смысл тянут в одну сторону, а факты – в противоположную. Я хотел рассказать ее. Как любила повторять Рина: то, что снаружи – уже не внутри. Эта история как кислота разъедала мне душу, и мне просто необходимо было сделать надрез и выпустить этот яд из себя.
– Итак, господа, – она развела руки в стороны, ладонями вверх, – теперь ваше слово. Артем?
Она повернулась к хипстеру, сидящему в первом от дивана кресле напротив меня. Она всех знает по именам, снова изумился я, обычно я не мог запомнить людей, если только не контактировал с ними каждый день, как и большинство из нас, а она точно знала каждого по имени, видя нас впервые. Еще одна загадка с налетом волшебства.
– Я остаюсь. – Быстрый взгляд и снова опущенные глаза, вся бравада этого парня осталась за дверями этого зала.
– Леди Роза?
– Остается. – Твердо, но без вызова ответила дама в строгом платье. Она сидела рядом с хипстером.
Так, по одному, Мадам спросила каждого из гостей, пока все отвечали согласием. Блондинку с невыразительным лицом звали Диана, пожилого ковбоя в майке Dееp Purple – кажется, Николай, он тоже принял решение остаться. Опрос переместился на наш ряд кресел, следующим был пузатый нацмен, и тут снова случился сюрприз. Не дожидаясь, пока к нему обратятся, он вскочил и, опять выпучив глаза, громко заявил:
– Я не остаюсь! Что я должен – врать жене? Всем врать? Ради чего? Что за цирк вы тут устроили? ЦРУ, что ли? Превратили обычный развлекательный балаган в тайное общество! Может, еще кровью расписаться?!
Лицо Мадам никак не изменилось. А вот от стены отделились трое громил. Одни чернокожий красавец, индус и тот, кого я про себя прозвал Султаном.
– Что?! Убьете меня теперь?! Я сказал дома, где буду…
– Держите себя в руках, господин Артак. – Похоже, вся эта сцена ее забавляла. – В развлекательных балаганах людей не убивают. И хорошо, что вы озвучили свое решение до того, как расписались кровью, в противном случае вам бы не позволили уйти, это ведь тайное общество. Или всё же балаган?
Пузан стоял, таращил глаза и дышал, как загнанная лошадь. Было видно, что он не знает, что делать дальше… и боится.
– Я… ухожу!
И он нерешительно направился к двери, под любопытными взглядами гостей и холодными – телохранителей.
– Азалиах, – не оборачиваясь произнесла Мадам, и тот, кого я звал Султаном, выступил вперед и кивнул своим коллегам – чернокожему гиганту с каменным лицом и индусу с горящими глазами. – Проводите гостя.
Все трое кивнули и в миг взяли мужчину в кольцо – Султан стал перед ним, двое других – чуть сзади.
– Прошу. – Азалиах с легкой улыбкой, от которой у меня лично прошел мороз по коже, открыл перед нацменом дверь и жестом пригласил выйти. От пузана так несло страхом, что это почувствовал даже я, совершенно обычный городской человек. – Не спешите, там темно. Мы проведем вас к воротам.
В тот момент я порадовался, что остался, что мне не придется выходить в темноту с этими жутковатыми громилами, такими безупречно вежливыми и такими опасными.
– Я… я сам…, – пытался отделаться от пугающей компании нацмен, голос его дрожал и срывался, и никто бы его за этом не винил. – Оставьте меня…
– Вас пока никто не трогает, – услышал я шелестящий голос Султана, это был голос тигра, играющего с барашком перед тем, как его съесть. – Осторожно, ступенька…
Что было дальше, мы не услышали, от стены отделился еще один гигант и мягко закрыл дверь, как бы подчеркивая, что всё, что находится за ней, нас не касается. Но меня касалось. Я был здесь, в этом месте, с этими людьми, я мог быть на месте этого неприятного мужчины… что могло ждать меня за этими дверями в темноте? Что еще может поджидать?
– Господа, – могу поклясться, что улыбочка на ее лице сияла злорадством, хотя налет вежливости был таким большим, что почти скрыл это неприглядное чувство.
Все повернулись к ней, ставя точку в этой сцене.
– Продолжим. Господин Денис? – как ни в чем не бывало спросила она качка рядом со мной
– Я остаюсь. – Здоровенный парень смотрел в пол и пытался стать как будто меньше и незаметней.
Я следующий, успел подумать я, и тут она назвала мое имя. По телу как будто пробежал ток, в горле пересохло, а сердце завибрировало и стало огромным, на всю грудь. Момент истины, сказал беспристрастный голос в сознании, от твоего ответа зависит, какой будет твоя жизнь…
– Я…, – голос подвел меня, горло превратилось в наждачную бумагу. И хотя я чувствовал себя совершенно обескураженным, и колокольчик тревоги звенел в моей голове, я ни секунды не колебался с ответом.
Я кашлянул и твердо и громко ответил:
– Я остаюсь.
А через секунду Женя повторил мои слова. Назад дороги не было, мы стали членами Клуба.
Глава 12
– Итак, вы приняли решение. – На этот раз улыбка была полна удовлетворения и какого-то торжества, она получила, что хотела. Мы? Не знаю.
Мадам едва заметно кивнула, и от стены бесшумно как тень отделился очередной громила, легко, как ветер, он подошел к камину, держа в руке какой-то ларец или шкатулку, ближайшее к камину кресло в нашем ряду оставалось пустым, а после ухода пузатого нацмена их стало даже 2, но я всё равно невольно вжался в боковину своего кресла, стараясь держаться подальше от этого огромного мужчины с красивым и бесстрастным лицом каменной статуи. Его длинные черные волосы сияли в мягком свете ламп, а отблеск огня в камине на секунду превратил его в юнца, потом в зрелого мужчину, а потом он снова стал человеком без возраста, как и его госпожа. Это может быть ее брат, подумал я, каким-то образом точно зная, что никто в этой комнате не имеет кровных связей, привычных нам, людям, и так же точно я знал, что у этой компании связь ближе и неразрывнее, чем любая доступная нам, смертным.