Кухарка в академии яда. Дракон, компот и антидот!
Шрифт:
Или на каком мы сейчас говорим? Скорее всего, на местном, просто я его понимаю.
Магические штучки-дрючки, ну, ясно.
– Простите, но уж это полный бред, ваша профессорская светлость! Господин Фримен сам со мной заговорил. Если хотите знать, я… Я и сама не горю желанием встречаться с Его Кесарьством. Особенно сейчас.
Я содрогнулась, вспомнив сумасшествие в глазах местного правителя, когда он потребовал у меня Сердце Дракона.
– Тогда все проясняется. Хочешь выслужиться перед ним, достать
Опять-двадцать пять!
– Последний раз вам повторяю – я не лазутчица великого кесаря, не его шпионка или тайный агент!
– Тогда как ты объяснишь, что сначала я вижу тебя во дворе Стальной Башни в весьма фривольном одеянии, а сейчас вся такая бедная и несчастная скромница вот в этом?
И Шакс схватил меня за воротник и зло дернул. При этом цепочка с сердцем чуть было не выскользнула наружу!
Проректор как будто что-то почуял и заинтересовался, но я вцепилась в свой ворот так, словно от него зависела вся моя жизнь. Кто знает, может, так оно и было на самом деле?
– Сначала скажите, что делали в Стальной Башне вы, профессор!
– Что ж, изволь, – вдруг нехорошо усмехнулся Риган. – Кесарю в дар преподнесли жабий камень, и он попросил меня убедиться в подлинности его свойств.
Жабий камень… Где же я уже слышала это сочетание слов? А, точно, в романе про Анжелику!
– Знаю. Он меняет цвет, когда попадает в еду, которая была отравлена, – пробормотала я.
– Неплохие познания, – выгнул бровь проректор. – Даже удивительно.
– А я умею удивлять, – независимо вскинула голову я. – Значит, кесарь так сильно боится быть отравленным…
– Кесарь в принципе очень сильно трясется за свою жизнь, – в голосе проректора прозвучала издевка. – Он боится, что его пырнут ножом в спину или придушат во сне. Боится мятежа, восстания или бунта. Но больше всего Меракс Цезарион боится быть отравленным. Как великий кесарь, который был до него.
Рассказ Ригана произвел на меня впечатление. А главное, что он вроде как отвлекся и ослабил свою хватку.
– Ну и как, хороший жабий камень задарили или так, ерунду?
– Он был обработан тетраэтилсвинцом, – тонко улыбнулся проректор.
– То есть ядом? – поразилась я. – И если бы Меракс опустил его в пищу, то отравился бы?
– Вне всяких сомнений. Теперь твоя очередь, Лили. Расскажи, что ты делала в Стальной Башне в тот день? Если по твоему собственному признанию, ты явилась из далекой Этроссии, чтобы поступить в Академию ЯД.
Мне нужно было срочно придумать объяснение. Но, как назло, ничего приличного на ум не шло.
– Я хотела устроиться на работу. Да, что вы на меня так смотрите? Это нетто, о чем вы подумали. Я хотела стать там… танцовщицей. Ничего неприличного! Но меня… меня не приняли как раз потому, что кесарю от танцовщиц нужны не
Боже мой, ну какая я молодец. Как здорово и быстро придумала!
– Хорошая история, – Риган приблизился к моему уху. – Жалко только, что вранье. Чтобы доказать ее, ты в ближайшее время станцуешь для меня приватный танец. Я хочу сам оценить глубину твоего таланта. Ну а пока я все еще тебе не верю, госпожа Лия Вирен.
Проектор вдруг крепко обхватил меня за талию, поднял в воздух, а затем…
С размаху усадил в одну из бочек! Хорошо еще, не в ту, в которую я окунала грязную посуду.
– Мерзавец! Хам! Подонок! – заверещала я, барахтаясь в холодной воде.
– Не помои, увы. Зато теперь можешь считать, что мы в расчете, – злорадно ухмыльнулся проректор. – Жду на танец в свои покои.
– Жди-жди! – проорала я. – До второго пришествия ждать будешь, гад!
Довольно посмеиваясь, этот бессовестный человек удалился. А я стала вылезать из бочки, что без посторонней помощи оказалось достаточно сложно.
Пребывая в состоянии почти неконтролируемой ярости, я не заметила, что Сердце Дракона на моей груди стало горячим.
Такой же горячей стала и вода.
ГЛАВА 27
Для адептов вступительного курса, или как тут это называли, вечерней школы была выделена специальная аудитория.
Все занятия проходили только в ней.
Она была не такая уж и большая – народу в вечернюю школу набралось немного. Человек тридцать.
С большим неудовольствием я увидела среди соучеников Аликсу Дарби и Голдена Цезариона. А эти-то что тут делают? Я думала, они уже обучаются в академии.
Всезнающий Рик прояснил ситуацию:
– У некоторых вечерка идет в качестве дополнительной нагрузки. Аликсе – за неуспеваемость, а Цезариону за плохое поведение.
– То есть они даже не оплачивают курс, как мы?
– Конечно, нет. Это для них наказание.
Впрочем, по дочке верховного жреца и племянничку кесаря можно было и так догадаться.
Аликса сидела с надутым видом, разглядывая свои ногти. Голден громко смеялся с другими парнями.
– Эй, кухарочка, как там на вкус твои булочки? – обратился он ко мне.
Сегодня на полдник я действительно испекла булочки. Всем известные с детства закрученные булочки в форме сердечка, посыпанные сахаром. Их получилось не очень много – всего-то два подноса. Они разлетелись, как горячие пирожки. Которыми, собственно, и были.
Рик, сжав кулаки, стал приподниматься на скамье, но я его опередила:
– Для тебя – только с мышьяком, – мило улыбнулась я. – Или предпочитаешь с цианидом?
Цезарион-младший побледнел от злости и не сразу нашелся, что сказать. А когда уже открыл рот, то в аудиторию вошел профессор Трентон.