Кухня
Шрифт:
— Юити, ты один это выпил? — удивленно спросила я.
Он прилег на софу и, пожевывая сельдерей, выдавил:
— Угу!
— А я даже не заметила! — сказала я, и на лице у Юити вдруг появилась нескрываемая печаль.
«Трудно решать такие проблемы, когда ты пьян», — подумала я и спросила:
— В чем дело?
— Последний месяц все говорят то же самое! — с мрачным лицом ответил Юити. — У меня это сидит в печенках!
— Кто это все? В школе?
— Ага!
— Ты весь месяц беспробудно пил?
— Ага!
— Поэтому-то ты и не решался мне позвонить, — сказала я.
— Мне казалось, что телефон
— Рыдаю и сержусь? Это было только в твоем воспаленном воображении.
— Ага! Именно так. Потом я почувствовал себя счастливым.
Возможно, Юити и сам не до конца понимал, что он бормочет, но продолжал что-то лепетать полусонным голосом.
— Микагэ, даже после того, как моей матери не стало, мне казалось, что я вижу, как ты приходишь в эту комнату. Я был готов признать, что ты рассердишься и порвешь со мной всякие связи. Я боялся, что тебе будет больно снова оказаться в том месте, где мы когда-то жили втроем, и я тебя больше уже никогда не увижу. Мне всегда нравилось, когда кто-то оставался ночевать на этой софе. Хрустящие, белоснежные простыни… В нашем доме я ощущал себя как бы в путешествии… Единственное, что мне не нравилось в этом доме, — отсутствие еды. Как часто я мечтал о вкусной еде! Возможно, еда излучает некий свет. Может быть, поэтому я и перестал есть? Только пил сакэ. Я мечтал, что, если даже Микагэ не вернется навсегда, возможно, однажды она приедет сюда. Хотя бы выслушает меня. Но мне было невыносимо даже представить такое счастье. Это было ужасно! Я ждал и думал, если Микагэ рассердится, то я опущусь на самое дно этой черной ночи. Мне недоставало ни веры в себя, ни силы, чтобы разумно объяснить себе это ощущение.
— Ты и в самом деле все такой же! — сердитым тоном сказала я, но в глазах у меня светилась нежность. Мы прожили долгое время бок о бок и обрели глубокое, почти телепатическое взаимопонимание.
Возможно, несмотря на опьянение, он уловил сложное переплетение моих чувств.
— Мне хочется, чтобы сегодняшний вечер никогда не кончался. Давай будем всегда жить в ночи! Возвращайся назад, Микагэ!
— Не исключено, — сказала я мягким голосом, стараясь не показывать своего опьянения. — Но Эрико здесь больше нет. Если мы будем жить вдвоем, значит ли это, что я стану твоей женщиной? Или только твоим другом?
— Ты хочешь сказать, что нам нужно будет продать софу и купить двуспальную кровать? — засмеялся Юити, после чего спокойно добавил: — Я и сам точно не знаю.
Меня странным образом растрогала его откровенность, а он продолжил:
— Сейчас я не могу думать ни о чем другом. Микагэ, что ты значишь для меня? Каким я стану дальше? Как изменится моя жизнь по сравнению с предыдущей? Я не имею об этом ни малейшего представления. Я пытаюсь размышлять, но в моем душевном состоянии не получается прийти ни к какому решению. Мне нужно вытащить себя как можно быстрее. Но мне это не удается. А теперь я повязан с тобой. Даже если нас обоих поджидает смерть, но, надеюсь, она нас минует… Даже если мы с тобой останемся одни на свете, сможем всегда оставаться вместе.
— Юити, выброси такие мысли из головы! Будь что будет! — сказала я, сдерживая слезы.
— Ты права. Проснувшись завтра, я обо всем этом забуду. В последнее время следующий день для меня никак не связан с предыдущим.
Тут Юити рухнул ничком на софу, пробормотав: «Мне тяжело…»
Комната погрузилась в ночную тишину, словно бы прислушивалась к голосу Юити. Казалось, что даже комната страдала от отсутствия в ней Эрико. С каждым часом мне становилось все тяжелей. Я чувствовала, что нам нечего делить.
Мы с Юити поднялись по узкой лестнице в непроглядный мрак и заглянули в адский котел. Горячие испарения обжигают наши лица, когда мы всматриваемся в бурлящее море огня. И хотя мы стоим рядом, хотя на этом свете у нас нет никого ближе и мы остаемся неразлучными друзьями, мы не держимся за руки. В каком бы отчаянии мы ни пребывали, каждый из нас стремится прочно стоять на ногах. И я, искоса поглядывая на его освещенное ярким пламенем тревожное лицо, думала: а не есть ли это наши истинные отношения? В повседневной жизни мы не воспринимали друг друга как мужчину и женщину, считая себя сестрой и братом, но не были ли мы всегда мужчиной и женщиной в изначальном смысле? Во всяком случае, сейчас это место стало для нас невыносимым. Это не то место, где двое людей могут начать мирную жизнь.
Хотя я и раньше об этом всерьез размышляла, тут я вдруг рассмеялась: «Представляю себе влюбленную пару, заглядывающую через край адского котла! Они подумывают о двойном самоубийстве? Значит, их любовь закончится в аду». Я не могла удержаться от смеха.
Предсказывать судьбу у меня не получалось.
Юити крепко спал на софе. Судя по улыбке на его лице, он был счастлив, что спит в моем присутствии. Он даже не пошевелился, когда я прикрыла его одеялом. Перемывая огромное количество грязной посуды, стараясь, чтобы шум воды не был слышен, я плакала.
Конечно, причина была не в том, что мне пришлось одной мыть грязную посуду, а в печали, охватившей меня, оставленной в ночи в полном одиночестве.
Поскольку на следующее утро работа у меня начиналась в полдень, я проснулась от мерзкого дребезжания будильника, который завела накануне… Когда я протянула руку, чтобы его выключить, то обнаружила, что это звонит телефон. Я сняла трубку:
— Алло! Алло! — и вдруг, вспомнив, что нахожусь в чужом доме, добавила: — Квартира Танабэ!
Трубку на другом конце с треском положили. «Какая-то девушка!» — подумала я, но, посмотрев на никак не реагирующего, храпящего Юити, решила: «Тем лучше!» Я оделась и отправилась на работу. До полудня я мучилась сомнениями: вернуться мне на следующую ночь или нет.
Я пришла на работу.
Целый этаж большого здания занимал офис моей наставницы, а также подсобные школьные помещения и фотостудия. Наставница проверяла в своем офисе верстку журнальной статьи. Она была еще молодой, умела вкусно готовить, обладала удивительным чувством меры и прекрасно находила контакт с людьми. Вот и сегодня при виде меня она приветливо улыбнулась, сняла очки и начала давать указания на день.