Кукла из темного шкафа
Шрифт:
– Но как?
– Очень просто. Через того же Леонида Викторовича. Больше не через кого.
– Может быть.
– И мстить он уже не будет, потому что понимает – Тихомиров был прав, устроив ему такое наказание. Надо же… Говоришь, он был пристегнут к батарее? – Маша повернулась к Никитке. Тот кивнул. Девочка была рада, что Конобеев все же нашелся. Но с другой стороны, она была борцом за справедливость, а потому Михаил Александрович должен был сам, на своей, что называется, шкуре, испытать все тяготы нищенского и почти рабского существования.
– Представляю, как обрадуется Светка, – вырвалось у Горностаева, но он тут же пожалел
– Пусть Дронов представляет, – бросила Маша. – И чего это вы все вокруг нее пляшете?
– Надо бы позвонить ей и сказать… – сказал Никитка.
– Да он наверняка уже давно дома…
В прихожей зазвенел звонок. На этот раз явился Дронов. Захлебываясь, он рассказал своим друзьям о душещипательной встрече Светы со своими родителями.
Ну, то, что нашелся Конобеев, знали все. А вот о Кларе они слышали впервые.
– Вы понимаете, – Дронов яростно жестикулировал и чуть не задел руками вазу, – Света ее даже не узнала! Она сильно изменилась. Стала прямо как тростинка. Вы бы видели ее… такая красивая, в черном платье, прическа, макияж… Светка, когда вырастет, такая же, наверно, будет.
– Интересно, как же ей удалось так измениться? И где она вообще была? Ты что-нибудь узнал?
– Сначала я ждал, когда они наговорятся. В это время сам Конобеев, ничего не подозревая, принимал ванну. Вы бы видели, какой он примчался домой! Весь грязный. Заросший, злой… А из ванной вышел совершенно другим человеком. В красивом халате…
– Они встретились с Кларой? – Маше было трудно справляться со своим любопытством. – И что же? Не молчи!
– А то, что когда он вышел из ванной и увидел свою жену, беседующую со Светой, то остановился на пороге и долгое время вообще не мог ничего сказать. И знаете, что было потом? Не поверите. Красивая Клара прошла мимо него, словно он был – стекло. Сделала вид, что не заметила своего мужа. Как мне сказала Света, когда провожала меня до лестницы, навряд ли она, то есть ее мать, простит Конобеева за грубые слова, брошенные в ее адрес из-за полноты…
– Ты скажешь мне наконец, где она так похудела, или нет? – мертвой хваткой вцепилась в него Маша. – И где ее так долго черти носили?
– Скажу, так и быть.
И тут Дронов захохотал. Он так заразительно смеялся, прямо-таки покатываясь от хохота, что прыснул сначала Сергей, а потом улыбнулась и Маша.
– Вы не поверите! – заливался Сашка. – Я, конечно, не глупый какой и понимаю, что растолстеть – проще простого, а похудеть – дело сложное. Знаю, что толстухи ходят на аэробику и пьют разные там чаи, чтобы расщепить жир или мозги, не знаю… Но чтобы додуматься до такого, что изобрела твоя любимая Людмила Николаевна… Это просто финиш!
– И что же такого она изобрела?
– Сделала примерно то же, что и ее брат, Борис Тихомиров. Тот ПОХИТИЛ Конобеева, чтобы посадить его на домашний арест с целью исправления его человеческой сущности. Клару же Конобееву Людмила Николаевна, которая была с ней немного знакома, но не знала ее фамилию, заманила к себе совершенно по другому поводу. Представьте себе, что она заперла Клару в комнате и тоже пристегнула к батарее. Но только сделала это руками Бориса. И именно Борис приносил ей лишь ту еду, которая полагается для того, чтобы сбросить лишний вес. Какие-то там проросшие злаки, траву… Включал ей видеокассету с Синди Кроуфорд, и Кларе ничего не оставалось, как от скуки, безделья и отчаяния заниматься собой. Ее комната соседствовала
– Да я понял, – махнул рукой Сергей. – И все это происходило в самом центре Москвы. – Он вздохнул, вспоминая свой недавний поход в кафе «Саламандра». – В том самом особняке, в котором мы все недавно были. Никитка молодец, а вот я, выходит, один так опростоволосился…
– Подождите, – сказала Маша. – Но как же Клара смирилась с этим своим состоянием? Ведь ее же лишили свободы!
– Ну и что, – ответил Дронов, которого вполне убедили доводы Светы, которая и рассказала ему эту невероятную историю, – зато результат оказался потрясающим. В этом-то весь и фокус. Она была изолировала от своей прежней жизни. Ей теперь не приходилось стоять у плиты и готовить. Она полностью сменила образ жизни и могла позволить себе заняться собой.
– Но Света? Она подумала о Свете?
– Так она же ей позвонила. Кроме того, она же не знала, что Света осталась одна. Она и понятия не имела, что через комнату от нее содержится в плену ее муж.
– Какая-то она ненормальная, эта Людмила Николаевна, – сделала вывод Маша. – Разве можно так поступать с людьми?
– Света, со слов матери, говорит, что это было единственно верным способом помочь ей. И если сначала Клара была в ужасе от того, что ей приходится испытывать, то потом, когда появились первые результаты, она поняла, что надо довести дело до конца. И где-то к середине срока своего заточения она уже поняла, что к чему, и успокоилась. Похищение было для нее как алиби, тем более что, как выяснилось, никто не знал, что Клара – жена заточенного Конобеева. Борис Тихомиров занимался своим пленником, который не заплатил ему за работу, а Людмила Николаевна помогала обратившейся к ней клиентке-инкогнито избавиться от лишнего веса. И лишь Роман, их брат, который прекрасно знал обоих супругов, раскрыл им глаза на то, что они сотворили, лишив свободы сразу и мужа, и жену. Но дело уже было сделано. Конобееву позволили позвонить домой, и все теперь с ужасом ждали, что же будет дальше. А потом Людмила Николаевна все рассказала Кларе про мужа. Борис Тихомиров уехал, Конобеева отпустили, а Клара, помолодевшая, вернулась домой.
– Не хочу быть взрослой, – сказала вдруг Маша. – Все это так сложно, что запутаться можно. Не понимаю, не понимаю, не понимаю…
– Чего ты, Машенька, не понимаешь? – спросил Горностаев.
– Как становятся такими вот «конобеевыми»? Или ими рождаются? И как теперь Света должна относиться к своему отцу? Зачем было Людмиле Николаевне применять по отношению к Кларе такие жесткие меры?
– А ты помнишь ее реакцию, когда мы рассказали ей про Валерию, о том, как Никита привез ее сюда? – ответил ей вопросом на вопрос Серега.
– Помню. Она сказала, что мы – редкие дети.
– Правильно. Потому что нормой стало сейчас проходить мимо чужого горя. А если кто ведет себя иначе, это воспринимается как нечто ненормальное. А разве Конобеев нормально поступал, используя чужой труд и не платя рабочим? И если бы не Борис Тихомиров, скольким еще рабочим не заплатили бы зарплату? Поэтому и так трудно найти грань, разделяющую нормальные поступки от ненормальных, неординарных. Нужен конкретный анализ конкретной ситуации, как сказал бы один известный политический деятель.