Кукла-талисман

Олди Генри Лайон

Он вскинул руки, словно защищаясь:

– Мой отец называл его ядовитой лилией.

– Ваш отец был прав. Этот цветок ядовит.

– Лепестки? Стебель? Корень?

– Все его части.

Память у меня хорошая. Я и сейчас помнил все, что старый монах рассказывал мне о хиганбане. Впрочем, к убийствам и фуккацу эти легенды отношения не имели.

– Цветок несчастья! Его не садят возле домов!

– И снова вы правы, Хэруо-сан. Его высаживают на кладбищах возле могил. И то, сказать по правде, нечасто. Знаете, он мог и сам вырасти. За садом давно не ухаживали, ветер

занес семена… Раз вы узнали цветы, нам тем более следует войти в дом.

Крыльцо отчаянно заскрипело под нашими ногами. Я различил угрожающий треск. К счастью, доски выдержали. Уже входя, я еще раз оглянулся на заросли хиганбаны, потянул носом воздух. Запах был скорее неприятный. Как подобный аромат мог вскружить кому-то голову до умопомрачения? Заставить воспылать страстью? Вести за собой через полгорода?! Правда, к запаху прилагалась соблазнительная красотка и море выпитого саке, что существенно меняло дело.

И все же, все же…

Еще одно смущало меня в этой истории. Хэруо описывал запах цветов совсем иначе. А когда святой Иссэн показывал хиганбану мне, я вообще едва сумел уловить ее аромат. Пришлось наклониться к самым соцветиям, и то запах был другим, не таким, как сейчас. И не таким, как можно было понять из слов Хэруо.

Случай с душком, иначе не скажешь.

Глава вторая

Я иду в баню

1

«Не желаете забрать свое имущество?»

Пришла пора увидеть место преступления. Через дверной проем внутрь попадало достаточно тусклого осеннего света, чтобы изучить обстановку дома. Вернее, ее отсутствие. Коридор, голый и сумрачный, не длиннее семи шагов, заканчивался тупиком. У входа валялись брошенные сандалии.

– Это мои гэта, – потрясенно прошептал Одзаки Хэруо.

Он вытаращился на пару деревяшек, словно узрел невиданную диковину.

Слева зиял пустой проем, ведущий в комнату. От двери-перегородки осталась лишь перекошенная рамка с серыми клочьями бумаги по краям. У входа лежала вытертая, разлохмаченная циновка с прорехой по центру. В комнате виднелись ноги в толстых носках. Обладатель ног лежал без движения, мало заботясь вторжением. В воздухе царил сладковатый смрад разложения, отдаленно похожий на запах хиганбаны у крыльца.

Сообразив, что толку от Хэруо, топчущегося в коридоре, не будет, я первым шагнул в комнату. Ни утвари, ни мебели. Сырые стены, лоскуты обивочной бумаги отслоились понизу. Сквозь дыру в крыше хмурилось небо, обещало дождь. Пол под дырой совсем прогнил и провалился. По краям, ближе к стенам, он был еще крепким, хоть и громко скрипел под ногами.

Тело лежало поперек комнаты. Верхнее кимоно распахнулось на груди. Под темной тканью с белым контурным рисунком, изображавшим листья плюща, виднелось нижнее, коричневое кимоно. Штаны задрались до колен. Руки раскинуты в стороны, пальцы свела смертная судорога. Восковые черты лица отливали в синеву. Они заострились и уже начали оплывать, но лицо все еще искажали ярость и отчаяние.

Жутковатая смесь.

Рядом валялись плети. Большая размоталась, ее конец свесился в дыру. Казалось, плеть, ожив, пытается уползти подобно умирающей змее.

Я шагнул ближе, хотя и не собирался осквернять себя прикосновением к мертвецу. За два с половиной года службы я привык к виду покойников. В конце концов, переживать не о чем. Убийца получил по заслугам и отправился в ад, убитый продолжил жить в теле убийцы. Все в порядке, справедливость будды Амиды восторжествовала. Кому сочувствовать, о ком горевать? Остается лишь уточнить обстоятельства, занести в протокол и сдать дело в архив.

Обстоятельства мне были известны. Свидетели – сослуживцы и мать Хэруо – опрошены, личность подтверждена, грамота о фуккацу выписана и заверена у секретаря Окады. Да, теперь, дослужившись до дознавателя, я не только получал пятьдесят коку риса в год (полсотни! да я богач!) – но и имел право выносить вердикты и выдавать документы. Есть чем гордиться!

А уж как гордились мной родители! Ради одного этого стоило стараться.

Мертвец дал мне окончательное подтверждение. На шее покойника чернели следы сдавливавших горло пальцев. Удушение, Хэруо сказал правду. Одежда в беспорядке, штаны задрались, гримаса на восковом лице – все ясно свидетельствовало об отчаянном сопротивлении.

– Небеса и ад! Это же я!

Одзаки Хэруо застыл в дверях. Цветом его лицо сейчас не отличалось от лица покойника.

– Да, это ваше тело. А вы ожидали увидеть кого-то другого?

– Н-нет…

– Успокойтесь, Хэруо-сан. Все уже закончилось. Вы живы, радуйтесь.

– Д-да, я радуюсь…

– Прошу вас, сосредоточьтесь. Расскажите во всех подробностях: как выглядела та девушка, что привела вас сюда?

– Она… она…

– Вспоминайте!

Я повысил голос, стегнув Хэруо словно плетью. Самурай вздрогнул, заморгал, приходя в себя. Отвел взгляд от мертвеца, уставился в дальний угол комнаты.

– Она сидела там, когда вы набросились друг на друга?

– Да. За миг до того, как… Я ее наконец рассмотрел.

– Очень хорошо. Продолжайте.

– Лицо. Выбеленное как луна. Настоящая красавица. И родинка. Родинка на щеке.

– На левой? На правой?

Хэруо задумался.

– На левой.

– Прическа? Одежда? Фигура? Украшения?

– Волосы. Черные, как смола! Немного растрепанные. Золотые ленты.

– Вы очень наблюдательны. Дальше.

– Кимоно. Верхнее. Оно блестело перламутром! Шелковое, дорогое, на вате. С узором: листья, цветы… Нижнее кимоно белей снега. Из-под него выглядывало третье, алое. Как кровь!

Его затрясло.

– Вы многое запомнили, Хэруо-сан. В такой ситуации это подвиг. Я восхищен вашим мужеством. Можете припомнить что-то еще?

– Пояс. Темный, тоже шелковый. С золотым шитьем. Кажется, листья клена. Она его распустила. Нарочно распустила! Потому и стало видно нижнее кимоно.

– Вы очень помогли дознанию. Что-то еще?

– Нет, больше ничего.

Он виновато развел руками.

– Не беспокойтесь. Того, что вы рассказали, более чем достаточно. Я распоряжусь о похоронах для вашего тела. Не желаете забрать свое имущество?