Кукла-талисман
Шрифт:
– Я останусь Одзаки Хэруо.
– Очень хорошо. Я выпишу вам грамоту на прежнее имя, после чего…
Он горько рассмеялся:
– После чего я вернусь к обычной жизни? Все забуду, а?
– После чего, – я не стал его утешать, – мы займемся самым подробным изучением обстоятельств вашей смерти. И вы станете нам в этом помогать. Полагаю, дело о вашем фуккацу заинтересует полицию.
– А если не стану? Что тогда?!
Я промолчал. Хэруо и сам все отлично понимал. Дерзость была щитом, за которым он прятал слабость, страх и опустошенность.
– Будем считать, что мне повезло, – сдаваясь, пробормотал несчастный.
– В
– Тело, – он ткнул пальцем себе в живот. – Мы ровесники. Мерзавец Кояма задушил меня, значит, он сильнее. В смысле, я теперь сильнее, чем раньше. Могло быть и хуже, правда? Когда я увидел ширму в вашем кабинете, я сразу понял, что пришел куда надо. Совпадения – знаки, которые нам посылает судьба.
– Совпадения?
– На вашей ширме, господин дознаватель, изображены журавли. Они летят по небу среди облаков. Точно такой же рисунок был на стенах дома этой женщины. Умирая, я видел не лицо убийцы, а этих журавлей. Слышал, как они кричат.
Он вздохнул:
– Наверное, кровь шумела в ушах.
3
Цветок мертвеца
До Большой Западной улицы Хэруо шел вполне уверенно, что обнадеживало. И по самой Оониси – тоже. Ну, поначалу. На третьем перекрестке моя надежда начала угасать: самурай замедлил шаги и стал озираться.
По бокам тянулись дощатые изгороди с воротами – все, как на подбор, блеклых осенних тонов, под стать погоде и сезону. Из-за заборов виднелись крыши домов, но и они не радовали глаз яркостью красок. То ли дело в Правительственном квартале! Листва в садах уныло жухла на грушах и сливах: рыжая ржавчина, грязная охра, пятна темной засохшей крови. Выгляни из-за туч солнце – уверен, улица бы мигом преобразилась. Запылала бы золотом и праздничным багрянцем, радуя взгляд! Увы, сегодня небеса зябли, кутались в серое тряпье туч, спрятав солнце глубоко за пазухой.
Грелись им, должно быть.
Все вокруг намекало: холода не за горами. Еще день-другой, и грянет. Дождь медлил, раздумывал: пролиться сейчас или погодить?
– Оттуда шли… с левой на правую… – бормотал Хэруо. – Помню! С левой на правую… А вот какой переулок…
Я понимал его затруднения. Он следовал за девицей глухой ночью, будучи пьян. А потом его убили. Это, знаете ли, даром не проходит. После фуккацу большинство людей далеко не сразу приходят в себя. Некоторые – вообще никогда.
Торопить беднягу – пустое дело, вредное.
– Вроде, этот. Или следующий?
Ступая без особой уверенности, он перешел улицу, заглянул в грязный проулок. Принюхался, раздувая ноздри и шумно втягивая воздух. Мимо воли я последовал его примеру. Из проулка несло гнилыми листьями и человеческой мочой. Ничего особенного, листьями в это время года пахнет отовсюду, а мочой – вообще круглый год. Но Хэруо воспрял, словно монету нашел:
– Сюда! За мной!
И нырнул в переулок, зачавкал по грязи спотыкучими деревянными гэта. Я последовал за ним. Идти довелось недолго. Свернув пару раз в боковые проходы, мы выбрались на улочку поприличнее. Пройдя по ней еще с полсотни шагов – почти до конца – Хэруо резко остановился. Еще раз втянул носом воздух:
– Здесь.
Тон его был полон сомнения.
– Вы уверены?
– Нет. Но…
– Пожалуйста, договаривайте.
– Я не узнаю дом. Но я узнаю запах.
Я принюхался. К обычному букету добавился новый запах. Цветов? Тления? Гнили? Не разобрать. Зато дом, у которого мы остановились, можно было рассмотреть во всех подробностях. Останки прогнившего забора – частично развалившегося, частично растащенного на доски рачительными соседями – были не в силах что-либо скрыть. Ветхая постройка ощутимо просела и покосилась. Крыша прохудилась, топорщилась вздыбившейся дранкой, как шевелюра бродяги – вихрами и колтунами. В проеме окна печально качался на ветру обрывок бамбуковых штор. Входная дверь была распахнута и перекошена, держась лишь чудом, не иначе.
– Было темно, – вновь забормотал Хэруо. Казалось, он просит у меня прощения. – Я толком не разглядел… Но дом был целый. Жилой, ухоженный, точно вам говорю! В эту хибару я бы и не зашел… Ни за что! Вы мне верите, господин дознаватель?
– Ночь была темной. Так?
– Так.
– Вы выпили много саке. Так?
– Много, – вздохнул бедняга. – Очень.
– Вам не терпелось уединиться с девушкой. Сами же говорите: толком не разглядели. Но, возможно, это и впрямь не тот дом. Зайдем внутрь, чтобы убедиться?
С большей радостью Одзаки Хэруо кинулся бы в пасть дракона. Самурай скорчил такую гримасу, словно ему напихали полный рот речного ила. Но возразить не осмелился.
Миниатюрный сад зарос сухой травой. Плоских камней дорожки, ведущей к дому, было почти не видно под прилипшими к ним листьями. Сад, дорожка, дом – все это давно не приводили в порядок. Впрочем, по дорожке недавно ходили: я разглядел на листьях следы свежей грязи. Точь-в-точь такие, как оставляли сейчас наши сандалии.
У крыльца странный запах усилился.
– Вот! – Хэруо остановился. – Это они! Я помню их!
Он указал на кроваво-алые соцветия на длинных безлистных стеблях. Цветы росли по правую руку от крыльца, похожего на насест со сломанной прогнившей доской. Без сомнения, запах шел от цветов. Я пригляделся. Из середины каждого цветка, обрамлены пламенеющими лепестками, торчали длинные изогнутые «ресницы». Они придавали цветам вид изысканный и зловещий.
Видел ли я такие раньше? Безусловно, видел. Где? Когда? Пара ударов сердца, и я вспомнил. Когда я проходил обучение у святого Иссэна, наши обычные уроки письма, счета и истории перемежались походами по окрестностям. Настоятель, который казался мне всеведущим (и сейчас порой кажется!), показывал разные травы, кусты и деревья, сообщая их названия и рассказывая о свойствах: полезных или вредоносных.
Случалось, Иссэн водил меня на кладбище, расположенное неподалеку от монастыря. Свои рассказы он продолжал и там. Наверное, даже в аду я бы слушал его с удовольствием. Святой Иссэн превращал в увлекательное повествование даже скучнейший рассказ о какой-нибудь захудалой травке, растущей на любой обочине. Что уж говорить о растениях редких, окутанных легендами?
– Это хиганбана. Цветок мертвеца [4] .
Хэруо отступил на шаг:
– Точно! Я никак не мог вспомнить.
4
Хиганбана (красная паучья лилия) – символ осени в Японии. Другие его названия: цветок пожара, цветок мертвеца. Европейское название – ликорис. Хиганбана считается несчастливым знаком.