Кукла в волнах
Шрифт:
Однако, неприятный осадок от услышанного остался.
К вечеру появился Гуторин. Невысокого роста, ладно скроенный, с выбивающимся рыжим чубом из-под козырька фуражки, с начищенными до глянца сапогами, он представлял собой тип настоящего казака. Его легко можно было представить на коне в синих штанах с красными лампасами и шашкой на боку. Глядел он на всех слегка насмешливо, даже как-то свысока. Видимо, сказывалась закваска бывшего десантника. Он приехал одетый не в техничку, а в повседневной одежде: зеленая рубашка, бриджи, сапоги. На подмышках рубашки от жары проступили белесые пятна пота.
Особое удивление, даже ажиотаж у обитателей нашего лагеря, вызвала его машина, на которой он приехал из Азовска. Летчики, техники, солдаты — все, кто был свободен, не преминули подойти к ней поближе и осмотреть это чудо техники со всех сторон.
Перед ними был «Мерседес-Бенц», выпуска 1938 года. На такой машине вполне мог гонять Штрилиц, только авто Гуторина, в отличие от автомобиля легендарного разведчика, имело зеленую камуфляжную окраску. Сразу родилось предположение, что прапорщик купил эту машину после съемок какого-нибудь фильма на военную тему.
Я отвел Гуторина в сторону, представился ему и предложил пройти, чтобы показать отведенную комнату. Прапорщик без особых эмоций взял вещи из машины и пошел за мной следом по дорожке к нашему бараку. Оглядев своё новое жилище, Гуторин поставил небольшой чемодан на кровать и произнес:
— Ну, расскажи замполит, чем мне надо будет заниматься.
Я обрисовал ему обстановку, рассказал о некоторых особенностях подготовки аэродрома и о подчиненных ему бойцах роты.
— Всё понятно, — коротко сказал он — а в город как съездить?
— Предупредишь меня, когда тебе будет нужно и на какое время.
— Да вот, сейчас надо. Забыл, понимаешь сигарет купить.
— Ты что, двадцать километров до города будешь мотать? Тут неподалеку село есть, там магазин. Кстати, и я с тобой съезжу — у меня тоже закончились.
Мы пошли к машине, народ возле которой понемногу разошелся. Уже стало довольно темно, но я знал, что некоторые сельские магазинчики работали допоздна, продавая горячительные напитки труженикам села. Двери у машины открывались необычно, не в ту строну, как у современной техники, а наоборот. Не глядя под ноги, я сел на сиденье и только тут обнаружил, что пола в машине практически не было. Виднелась только рама шасси, на которую пришлось примостить свои ноги.
— А куда пол девался-то? — удивленно поинтересовался я.
— Такая досталась, — усмехнулся в рыжие усы Гуторин, — пол не успел приварить.
Он завел мотор сразу, без приключений, чего я в глубине души серьезно опасался. А что еще можно ожидать от такой рухляди?
Мы медленно поехали, и следом за нами тут же поднялось облако пыли уже слабо различимое в сгущающихся сумерках.
— Замполит, посмотрим, на что способна моя старушка? — озорно подмигнул мне Гуторин и нажал на педаль газа.
Его машина, глухо заурчав, мощно рванула вперед и вылетела с грунтовой дроги на шоссе. Позади показались темные «Жигули» седьмой модели. Машина поравнялась с нами и тут же пошла на обгон. Видимо, водитель решил, что ему нечего тащиться за таким тарантасом и этот тазик на колесах следовало немедленно обогнать. Но прапорщик и не думал сдаваться. Его «Мерседес» еще сильнее разогнался и без всякого труда оставил далеко позади себя новейшее изделие тольяттинского завода. Ветер свистел у меня по всему телу, бесцеремонно надувая штанины брюк. Я с ужасом увидел мелькавший внизу серый асфальт и невольно поджал ноги.
— Включить музыку? — Гуторин протянул руку к магнитоле.
— Да, только музыки сейчас и не хватает! — пробормотал я, хватаясь за ручки двери и опасаясь, что на повороте попросту вылечу из кабины.
Оторвавшись от «Жигулей», Гуторин волей-неволей прекратил гонку, и мы поехали помедленнее.
— Как я их сделал? — спросил он.
— Лихо!
— У меня движок от «Волги», — пояснил прапорщик, удовлетворенно глядя на меня.
— Тогда понятно.
Я снова аккуратно поставил ноги на раму, а Гуторин включил автомобильное радио. Шла передача о творчестве композитора Бабаджаняна. Потом Магомаев запел песню «Свадьба» и под его раскатистый голос мы доехали до села.
В некоторых хатах горели огоньки лампочек, а некоторые были совсем темными без хозяев, еще не вернувшихся с полей. Не зря говорят, что полевые работы длятся от зари до зари. В сельмаге у разбитной продавщицы, которой Гуторин подмигнул смеющимся глазом, мы купили сигарет «Ту-134». Пива, к сожалению, не было.
По дороге домой мы разговорились о службе в десантных войсках, где до этого служил прапорщик.
— Сам-то чего ушел из Рязанского училища? — спросил я так, на всякий случай, поскольку Крутов уже рассказал мне причину.
— Домой потянуло, в родные края, — ответил Гуторин, глядя из окна машины на темнеющую степь, проплывавшую мимо, — а если честно, списали по здоровью. Давление высокое, с парашютом прыгать нельзя. Это в десанте один из главных элементов боевой подготовки. Что за десантник, если он не прыгает? Это так, фуфло какое-то. У нас даже штабистов заставляли делать прыжки.
— Слушай, я смотрел наши фильмы про десантуру. Особенно понравился фильм «В зоне особого внимания». Что, точно они такие, какими их показывают — парни с железными яйцами?
— Точно, замполит, не сомневайся! Причем, наши голубые береты американским зеленым еще фору дадут как два пальца обоссать, — рассмеялся Гуторин.
— Брось трепаться, этого никто не знает! — усомнился я. — Вы что, проводили десантную спаратакиаду?
— Где бы её провели, особенно после прошлогоднего сентября?
И без прапорщика я знал, что южнокорейский «Боинг», сбитый осенью прошлого года, послужил еще одной причиной обострения отношений между СССР и США. Рейган даже нас назвал «империей зла». Будто они — империя добра!