Кукла в волнах
Шрифт:
Пока мы разговаривали, серебристые винты транспортника пришли в движение, постепенно набирая обороты, и вскоре стали почти прозрачными, превратившись в круги правильной формы. Они с грохотом рвали встречный воздух, заставляя трястись грузное тело лайнера. Но вот он начал неторопливый разбег по полосе, всё более ускоряясь, пока не оторвался, наконец, от земли и, словно усталая птица, медленно пополз ввысь. Голубое небо вобрало в себя, втянуло, зеленый силуэт самолета, и растворила его весь, без остатка.
Мне стало грустно оттого, что улетел Волчатников. К Лиде идти не хотелось. Напиться что ли? Взяв томик стихов Анненского, который оставил мне комэска, я пошел в свой барак и устроился на кровати, потягивая пиво.
Анненский мне понравился. Его стихи проникали вглубь души, мысли об одиночестве были созвучны. Так я лежал и читал, отрешившись от окружающего мира. Аэродром, солдаты, бараки — все это было не здесь, где-то вдалеке, там, где меня не было.
Примерно около семи вечера над аэродромом, словно отзвуки дальней грозы, разнеслись звуки от движков реактивных самолетов. Пришел Винник и по привычке разглаживая усы, сообщил, что приземлился полк перелетчиков, переправлявших МИГ-25 в Афганистан.
От нечего делать я прогулялся на аэродром. МИГи выглядели приличнее наших «Сушек». Выкрашенные снизу в голубой, а сверху в темно-зеленый цвет, они действительно представляли собой грозное оружие. Насколько я знал, хорошо показали себя в горах Афганистана.
Солдат пришлось потеснить и расставить в нашем бараке дополнительные койки для летчиков и техников полка. Идти им было особо некуда — до города далеко, а местные дамы оказались все заняты, поэтому гулять начали здесь же, в бараке, разливая разбавленный спирт в солдатские железные кружки. К вечеру некоторых потянуло на подвиги.
Где-то около часа ночи в нашу комнату вошел дневальный и разбудил меня, сказав, что вызывают к телефону. Приходько мирно похрапывал в своей кровати, а кровать Тернового была пуста — на этот раз он ночевал в Калитве у жены.
Испуганный женский голос сказал мне по телефону:
— Товарищ замполит, это из столовой, Илона. Здесь под окнами ходят пьяные и хотят залезть. Я сегодня дежурю, не могли бы вы подойти?
— А где дежурный по столовой? — спросил я, стряхивая остатки сна.
— Не знаю, но его здесь нет.
— Хорошо, сейчас буду.
Я набросил на себя техническую куртку, взял фуражку и пошел в теплую темноту к столовой. От фонарей падал неровный свет на песчаную дорожку. Было тихо, почти беззвучно. Даже сверчки не нарушали покой южной ночи. Я увидел, как вдалеке промелькнула серая тушка крысы, скрывшаяся под солдатским бараком и всё, больше ничего и никого. Временами эту тишину нарушал пьяный гомон голосов, доносившихся со стороны аэродрома, там весело пиликала гармошка, призывный женский смех. Видимо кто-то из перелетчиков вез гармонь с собой.
Возле столовой было тихо, в окне ни одного огонька. Я постучал в деревянную дверь и услышал торопливые шаги.
— Кто там? — раздался несколько испуганный женский голос, в котором я узнал голос Илоны.
— Это я, Лихачев, — отозвался я вполголоса, словно боясь спугнуть стоявшую вокруг тишину.
Мне было смешно от этой ситуации. «Наверное, девушка всё это выдумала», — подумалось мне. Стало скучно дежурить одной, да еще ночью, захотелось мужской компании. Может я ей приглянулся, вот и вызвала меня, а не кого-то другого. Такое бывает — кто-то хочет познакомиться ближе и ищет удобный предлог.
Дверь со скрипом отворилась, показалось освещенное луной бледное лицо девушки, её испуганные глаза. Илона, действительно чего-то испугалась. Теплые руки взяли меня за локоть и повлекли вглубь темного коридора, внутрь здания. При этом Илона не забыла захлопнуть дверь и закрыть её на засов. Мы шли по залу летной столовой. Сквозь оконные стекла в зал пробивался холодный лунный свет.
Комната, где коротала ночь Илона, была небольшой, совсем крохотной, и находилась неподалеку от варочного зала — типичное подсобное помещение. Старая настольная лампа, стоявшая на тумбочке, несмотря на разбитый плафон, по-прежнему рассеивала свет. В углу стояла солдатская кровать, на которой лежал матрац, аккуратно заправленный одеялом. Подушки почему-то не было.
Где-то тихо капала вода из крана.
Обычный запах столовой — запах пищи, жира, нагретого на сковороде растительного масла, перебивался тонким ароматом духов, доносившихся от девушки. От неё пахло сиренью, пахли её волосы, кожа. Вместе с тем, мне вдруг показалось, что от девушки пахнуло и чем-то другим, скорее похожим на запах спирта. Вероятно, она выпила для храбрости. Движенья её были расслаблены, глаза странно блестели в неярком свете ночника.
Мы стояли и молчали какое-то время, не отрывая взглядов, словно погружаясь друг в друга незримыми лучами глаз, как написал бы Анненский.
— Что случилось? — спросил я осипшим, непослушным голосом.
— Пьяные здесь у здания ходили, стучались. Я испугалась. Садитесь сюда! — она показала мне на деревянный стул возле кровати.
Я покорно сел, словно мною управляли неведомые силы, жестко диктовавшие свою волю и не оставившие возможности к сопротивлению. В горле пересохло, как бывает иногда в предчувствии близости с незнакомой девушкой или женщиной, а сердце сошло с ума, развив нереальную частоту пульсации. Бам! Бам! Бам! Мощные удары в груди отбивали ритм точно африканские барабаны: громко, четко и резко. Казалось, что их звук долбится в уши, проникает в мои вены, в мою кровь.
Всё также молча, не говоря ни слова, Илона, словно гибкая кошка, потянулась в настольной лампе и погасила её. Наступил мрак. Темнота совсем не разделила нас, а, казалось, наоборот, сблизила. Я почувствовал рядом её теплое дыхание, нежно коснувшееся моей шеи и лица. Руки невесомо легли на мои плечи, и она села на меня сверху, отчего ладонями я сразу нащупал её круглые, прохладные колени.
— Сейчас, сейчас, — прошептала она, щекотно касаясь губами моих ушей.
Однако я, к своему удивлению, обнаружил полное отсутствие эрекции, как сказали бы медики. Такое бывает сплошь и рядом, но со мной — никогда. То ли излишнее волнение, то ли какие-то ненужные мысли… «Может, просто устал, — подумалось мне, — ведь все наши желания, вся эта эротика, секс — всё это в голове».