Кукла Яся

Джолос Анна

— Значит…

— Я сломал ногу прямо перед отъездом. Тупая случайность.

— И она…

— Всё равно примкнула к команде. Без меня.

— Ясно.

— Сука, у меня было предчувствие и просил ведь её!

— Не послушала?

— Разругались накануне, — дёрганым жестом проводит ладонью по затылку.

— Ты не виноват. Это был несчастный случай.

— Она сорвалась! Будь я там, этого не произошло бы.

— Откуда тебе знать.

— Неважно теперь уже. Даны нет. На хрена ты вообще завела этот разговор? — злится и стопроцентно

уже песочит себя за откровенность.

— Ты себя вместе с ней похоронил. Так нельзя.

— Учить меня жизни решила? Серьёзно, Бортич? — тушит окурок о пепельницу.

— После Даны… Был кто-то? И я сейчас не про таких, как мадам-Ебу.

— Пиздец ты ей прозвище придумала.

— Был? Хоть с одной девушкой заходило дальше потрахушек?

— Мне это не нужно. Я уже сказал тебе.

— Всем нужно, а тебе нет?

— Хватит полоскать мне мозг, мелюзга.

— Кирилл, я понимаю, тебе больно и ты тяжело перенёс эту потерю, — тщательно подбираю слова. — Но пойми, она умерла, не ты. Ты-то всё ещё живой.

— Мне так не кажется.

— Потому что загнал себя в глубокую депрессию.

— Давно психологом заделалась? Завязывай, блять.

— Когда ты в последний раз куда-то ездил? — подхожу ближе.

Тишина.

— Когда ходил в кино, погулять в парк? Когда веселился от души? Или дурачился? Совершал какой-нибудь безбашенный поступок?

— Я больше этого не ищу.

— Говорю же. Считай, что лёг рядом с ней в землю. Закопал себя. Умер вот здесь, — кладу ладонь ему на грудь.

Непроизвольно вздрагивает.

Вижу, как напрягаются мышцы пресса, реагируя на разницу температур. Моя рука, как всегда, холодная, а он горячий.

— Я когда попала в колонию, тоже думала, что всё. Конец.

— Как ты там вообще оказалась?

Опускаю руку. Закусываю губу.

Что ж. Ладно. Откровенность за откровенность. Иначе будет нечестно с моей стороны.

— По тупости своей.

— В четырнадцать получить срок в четыре года — это ещё надо постараться.

Прищуривается.

— Ты… Пробил, да?

Почему-то мне кажется, что да. Программисту-хакеру не составит труда выяснить нужную информацию, верно?

— Статью знаю. Был удивлён, мягко говоря. Ты только распространяла? Или ещё и употребляла?

— Ни то, но другое.

— Как же тогда оказалась в колонии?

Вдыхаю-выдыхаю. Воскрешаю в памяти тот вечер.

Жара. Летящий пух. Денис. Окрылённая я. В модном воздушном сарафане и кедах.

Куда делись мои шмотки — загадка, кстати.

— Мы с моим сводным братом гуляли по району. У меня в рюкзаке, вот в этом, — киваю на стул, — лежали купленные для поездки вещи. Щётка, расчёска и всякая другая важная мелочь. Я должна была лететь в Париж. Моё модельное агентство заключило контракт с европейским. И… В общем, перед прогулкой мы заходили к какому-то другу Дениса. Потом пошли в парк. Ели мороженое, разговаривали. Всё было как обычно, но в какой-то момент Денис вдруг начал странно

себя вести. Оглядывался, нервничал.

— Понял, что вас пасут?

Киваю.

— Дай угадаю. Скинул тебе в рюкзак то, что взял у друга, — невесело усмехается, качая головой.

— Угу.

— Сказал тебе, что там?

— Нет. Только когда при выходе из парка нас остановили сотрудники, прошептал: «Не бойся, девчонку шмонать не будут».

— Вот гнида! И сколько там было?

— Много.

— Что потом? Этот урод так ни в чём и не признался? Тебя тупо закрыли вместо него?

— Да.

Чувствую, как по щекам катятся предательские слёзы.

— Хорош «брат».

— Он не просто сводным братом для меня был…

— Ещё лучше. А родители приёмные что же?

— Как думаешь, кому они поверили? Родному сыну или проблемной приёмной дочери, уже попадавшей в участок за кражу.

— Яся-Яся…

Впервые вижу в его глазах адресованное мне сочувствие и сострадание.

— Знаю, — шмыгаю носом и глотаю солёную влагу. — Дура…

Честно, я держалась до последнего. Не ревела когда слушала от него все те обидные слова. Не ревела когда поняла, что совершила ошибку, признавшись ему в своих чувствах. Когда собирала манатки. Не ревела! Но сейчас… Я просто не могу остановить это.

Дрожа и задыхаясь, плачу, как самая настоящая слабачка. От жгучей, едкой обиды, кислотой разъедающей меня изнутри.

— Не плачь, — протягивает ладонь и вытирает шершавыми пальцами мои слёзы.

— Он даже не осознаёт, что жизнь мне сломал. Мечты все вдребезги. А они… Они просто выкинули мои вещи и… завели себе нового ребёнка. Будто и не было никакой Яси.

Беззвучно задыхаюсь. Ощущаю адскую боль под рёбрами. Глаза не видят ничего. Картинка плывёт.

— Ясь…

Когда берёт за руку, мне почему-то на мгновение ещё хуже становится.

Срываюсь окончательно. Горько-горько плачу. Как дитё.

— Иди сюда.

Делает то, чего совсем не ожидаю. Притянув к себе, крепко обнимает.

А мне, кажется, только это и нужно было.

Прильнув к широкой груди, тихо-тихо скулю.

— Тш… Всё у тебя наладится, — успокаивает, поглаживая по волосам.

Закрываю глаза и слушаю его сердце.

Смогла бы я когда-нибудь забраться туда, если бы мы встретились при других обстоятельствах? Смогла бы сделать счастливым?

Вдыхаю его запах, утыкаюсь носом в сильную шею. Чувствую, как шевелятся те самые бабочки, поселившиеся у меня в животе.

— Бортич…

Переход от имени к фамилии — это как красная карточка в футболе.

Встаю на носочки, чтобы дотянуться выше.

— Мне так больно и так хорошо с тобой, Кирилл… — прижимаюсь своей щекой к небритой скуле. Задеваю кожу губами.

Его сердце начинает стучать быстрее.

Оно совершенно точно живое.

Только бы не оттолкнул снова!

— Давай попробуем, м? Я и ты. Будь что будет.