Кукловод судьбы
Шрифт:
Следующее письмо предназначалось Розали. Эдера не хотела повторяться: каждой из подруг писала о разном, уверенная, что они будут зачитывать друг другу ее послания. Поэтому она не скупилась на красочные детали, неважно – подлинные или вымышленные. Розали она собралась описать Ларгус и главное потрясение жизни – городской торжок.
«Хвала Создателю, прежде чем забиться в чрево речного чуда-юда, удалось мне попасть на городской торжок. Эх, Рози! Каждый год сестры водят нас на экскурсию в Ларгус, да показывают всякую чепуху: дворец князя-наместника, храмы Создателя, центральную площадь. А рынок за версту обходят. Теперь понимаю, почему так. Насмотрись мы на такое изобилие тряпок – месяц будет не до
Язычок Эдеры был остер и беспощаден что на словах, что в письме. Рынок и вправду потряс ее. Ларгус был портовым городом и богатым торговым центром. На огромном рынке держали прилавки как местные купцы, так и чужеземные гости. Дорога в порт пролегала прямо через шумные, многоцветные торговые ряды. Эдера не знала, куда повернуть голову. То ли к прилавку справа – там сверкало платье из золотой парчи. Коренастый весталеец зазывно ворковал, расхваливая пышное, с открытым лифом платье на стройном манекене. А слева сочились ароматы пряностей далекого материка Меркана. Целое семейство стояло за прилавком: хозяйка, муж и два сына. Мерканцы были мельче других людей: ниже ростом, изящнее, тоньше чертами лиц. Они варили чудесные лакомства на глазах покупателей и едва успевали снимать с жаровни. Очередь возле пахучего прилавка не рассасывалась, будто весь Ларгус разом изголодался по сладенькому.
Эдера взмолилась: «Можно мне что-нибудь купить, милорд?!..» Лорд Арден холодно бросил: «Пожалуйста – если у тебя есть деньги». Он явно рассчитывал унизить Эдеру очередным уроком Большого Мира: взрослые мужчины не тратят время и деньги на удовольствия глупых девчонок. Он не ожидал, что Эдера воскликнет: «О, вы так добры, милорд!» – и вприпрыжку умчится с глаз долой, не успеет он глазом моргнуть. Зловредный опекун не подозревал, что Эдера натаскивала сокурсниц к экзаменам, решала им задачки и за все брала мзду. А поскольку на богатой и плодородной ларгийской земле было совсем немного обедневших фермеров, не весь заработок Эдеры осел в карманах ростовщиков и лендлордов, часть денег дожила до ее отъезда.
Парчовое платье зазывно золотилось в солнечных лучах, ярких, но мягких, какие озаряют лишь западные берега Ремидеи в конце лета. Эдера полюбовалась платьем на манекене и отошла. В таком громоздком одеянии она выглядела бы нелепо. Его шили на высокую даму пышных статей, а не на тоненькую девчушку.
Эдера бродила по рядам, изумлялась многообразию диковинок, придирчиво выбирала себе обнову. Победил самый пестрый наряд на всем торжке. Цветастая юбка покроя «солнышко», с крупными яркими узорами, застегивалась на бедрах и доходила до колен. Такие носили цыгантийки, демонстрируя пупок с полудюжиной вдетых колец и загорелые колени. Конечно, грубые цыгантийские ткани не шли в сравнение с тончайшим весталейским шелком Эдериной юбки. Лифом служила красная шаль, перевязанная крест-накрест на груди. В таком наряде шея, декольте, талия, живот, руки и ноги оставались открытыми на цыгантийский манер. А чтобы окончательно сразить ларгусских обывателей, к экзотическому одеянию прилагался оранжевый тюрбан.
Весталейский купец запросил за сие диво восемнадцать серебряных. Эдера представила, сколько стоило бы парчовое платье… Помыслить страшно. Впрочем, она хорошо помнила правило, усвоенное на ненавистной домашней экономии и подкрепленное беседой с крестьянами: треть цены на рынке сбить просто необходимо. Эдера предложила торговцу десять монет. Проторговавшись полчаса, она отвалила дюжину крон – сбила ровно треть! Осточтимой Церберше волей-неволей пришлось бы похвалить нелюбимую ученицу за безукоризненное применение полученных уроков на практике.
Она переоделась в обнову прямо за прилавком, отгородившись ширмой. После покупки за ней увязались рыночные карманники. Двоих Эдера поймала за руку и навешала тумаков. Больше воришки к ней не цеплялись – не иначе, сочли колдуньей. Эдера побродила по рынку в новом наряде, поглазела на товары и на живописную базарную толчею. Очень ей не хотелось надевать обратно серое дорожное платье. Она не сомневалась, что опекун заставит ее переодеться, едва увидит в таком непотребном виде.
Она ошиблась. Лорд Арден не сказал ни слова, когда девушка вернулась на пристань. Оно и понятно: ни один мужчина, поглядев на Эдеру в ее весталейском наряде, не захочет переодевать ее в длинное платье с закрытым воротником. Он лишь смерил ее с головы до ног невозмутимым, холодным взглядом, а затем предложил руку, чтобы подняться на утлый трап речного барка, груженого рыбой.
Едва они сошли с трапа на борт, как он выпустил ее руку. И все то время, пока опекун вел переговоры с капитаном барка, Эдера стояла позади него под взглядами матросов, далеко не такими невозмутимыми, как взгляд милорда. Лишь провожая девушку в каюту капитана, опекун шепотом посоветовал ей немедленно переодеться и больше не выходить на палубу в обновке, пожалеть экипаж судна, да и себя. Потому что если она еще раз покажется среди матросов в таком виде, капитан высадит их на берег в ближайшем порту, а он, лорд Арден, отправит ее до Кедари пешком.
Так началось речное путешествие Эдеры вверх по Ларгу. На третий день плавания «Красуля» свернула в устье реки Атр, что впадала в русло Ларга. А еще через день пассажиры высадились в Белеире, чтобы доехать по суше до Кедари – родового поместья Эдеры.
Удрав от компании суконщиков, Серена побежала по городским улочкам. В одной из подворотен она едва не напоролась на шумную хмельную ватагу. Буяны горланили песню с припевом: «Широкоморд и твердолоб, Кулак Гроба загонит в гроб!» Серена догадалась, что сегодняшних бойцов зовут Гроб и Кулак, и ставки на Кулака явно выше. Кровопролитные бои пользовались популярностью и у принцев, и у простолюдин.
Пробежав несколько кварталов, она юркнула в нужный проулок. С виду улица ничем не отличалась от других, разве что подворотен многовато. Из каждой выглядывала девка, размалеванная, голоногая, с выбеленными волосами. У продажных женщин столицы издавна сложилась традиция обесцвечивать волосы. Этакий цеховой обряд. Другие женщины в королевстве никогда не меняли цвета волос, чтобы соседи не подумали, будто они ступили на ту же стезю. Серена скоренько пробегала мимо девок, выглядывая свою знакомую. Шлюхи тоже вперивались в нее взглядом: а вдруг незваная конкурентка?
– Луша! – наконец окликнула она одну из девок.
Та обернулась, рефлекторно втянув голову в плечи. Настороженно присмотрелась и расплылась в улыбке, признав Серену.
– Серенчик! Коими ветрами занесло, малыш?
– Привет, Луша! Вот, хозяева ушли на бои, я и улучила минутку, с тобой повидаться.
– Бои – это здо-о-рово, – протянула проститутка. – Кулак – вот парень так парень! Он этого Гроба с полпинка сделает. Знать бы, что он меня помнит, пошла бы, примазалась на халяву, чем торчать тут. Все равно сейчас никого не будет. Карасики, что позажиточнее, давно на боях. А я тут, с этими, – она презрительно дернула плечом. В подворотню напротив завалился задрипаного вида мужичишка. По физиономии Лушиной коллеги было ясно, что «карасик» пытается торговаться. – На мели я, понимаешь. Мне сейчас и такой лучше никакого. Вернусь, и пожрать не на что. Горт давеча просадил мою заначку на тараканьих бегах. Я ему фонарь под зенкой поставила, а толку-то. Приду вот сейчас без монет, он мне в обратку пару лохмарей выдерет.