Кукловод. Книга 2. Партизан
Шрифт:
Ну точно, копают. А ради какой такой надобности солдат будет копошиться на нейтральной полосе? Правильно. Это саперы, и заняты они как раз тем, что закладывают фугас. Работа с лопатой — без шума никак не обойтись. К тому же они спешат, а потому работают оба, за окружающей обстановкой никто не наблюдает, лучшего момента не будет.
Шестаков осторожно выбрался из воронки и, пригнувшись, двинулся к саперам. Даже если его сейчас заметят из окопов, то наверняка примут за своего. А вот дальше… Что будет дальше, целиком и полностью зависит от него.
До противника не больше пары метров. Подкрадываться
А вот левая рука, как всегда, подвела. Ну никак он не научится ею пользоваться, в любой из ипостасей. Удар вышел сильным, но смазанным. Если бы объект оставался в прежнем положении, то скорее всего все получилось бы. Но тот что-то услышал или почувствовал. Сам черт не разберет отчего, но в последний момент австриец дернулся, удар пришелся в плечо.
Крик, полный боли и отчаяния, огласил ночную тишину. Нож остался в теле убитого или смертельно раненного солдата. Шестаков перебросил тесак из левой руки в правую и прыгнул на быстро отползающего, семеня ногами, австрийца. Очередной отчаянный крик замер, едва клинок вошел в грудь сапера.
Со стороны австрийцев послышались тревожные крики. Кто-то кого-то звал. Шестаков уже бежал к своей воронке, предполагая, что сейчас начнется канонада. Даже не станут ждать, пока подтянутся бойцы со второй линии траншей, голосов-то несколько.
Винтовочный выстрел, вспышка как-то совсем уж близко и прилетевший горячий привет, ожегший бок. Все это произошло одновременно. В следующее мгновение Шестаков кубарем влетел в воронку. Только теперь сознание подсказало, что из окопа выкликали три имени. Значит, их было трое, и стрелял в него тот самый третий, до которого рукой подать.
Попробовал подняться. Весело, йожики курносые. Интересно, насколько серьезно его задело? Впрочем, сейчас об этом думать некогда. Кто его знает, вдруг мужичок окажется беспримерной отваги или Шестаков кого из его близких приголубил? Нужно бы сначала с ним разобраться, либо отогнать, либо пришибить к нехорошей маме.
Больно-то как. Л-ладно. Отключиться. Знакомое чувство инородности тела и полное отсутствие боли. Зато и двигаешься как пьяный. Впрочем, главное, что боль никак не отвлекает, да и бегать сейчас не нужно. Отбросил тесак, в котором уже не было никакой необходимости, и снял с пояса кобуру с «маузером». Понадобилось добрых секунд шесть, пока он пристегнул кобуру-приклад и у него в руках оказался мини-карабин. Долго. Руки, как чужие.
Выбираться из воронки не пришлось. Просто поднялся во весь рост, и хватает. Даже чуть многовато, потому как выглянул по грудь. Приклад упирается в плечо, фосфорные точки прицела видны отчетливо (пришлось переделать штатный прицел «маузеров», уж больно тот неудобен). А где цель? Со стороны траншей слышна разноголосица. Не иначе весь личный состав повысыпал. А вдруг это ночная атака? Но пока только и того, что шумят.
Да где же ты? Ага. Вот ты где. Не-эт, не зря бойцы спецподразделений размалевывают себе
Как только треснул выстрел, прапорщик тут же упал на дно воронки. Попал, не попал, не важно. Главное — укрыться и не изображать из себя грудную мишень. Плевать, что темно, когда в одно место палит сотня винтовок, какая-нибудь дура обязательно попадет в цель.
Не ошибся. Тут же дружно заговорили винтовки. Вторя винтовкам, ударил пулемет, еще один и еще. Над головой засвистали пули, некоторые шлепали в край воронки, выбивая фонтанчики земли. Сам он их не видел, зато очень даже ощущал падающие на него крупицы земли.
Подумалось о парнях, которые сейчас также оказались под обстрелом. Очень хотелось надеяться, что у них достанет выдержки найти укрытие и не отсвечивать. Сомнительно, чтобы у всех нашлась такая просторная и глубокая воронка, но уж чего поменьше тут в изобилии. Главное — не отсвечивать. Ну и еще…
Шестаков слегка приподнялся и, подняв «маузер» над краем воронки, трижды выстрелил в сторону австрийцев. Пусть думают, что он один, ну и знают, на каком именно месте нужно сосредоточить свое внимание. Похоже, получилось. Он четко расслышал, как по краю воронки прошлась пулеметная очередь. В лицо вновь сыпануло земляной крошкой и мелкими камешками.
А вот и осветительная ракета. Судя по тому, как распалась она на сотню светляков, это русский образец, не иначе — трофейный. Хотя, может, и у австрийцев есть такие же. Он как-то не особо интересовался вооружением противника, в смысле, не вдавался в тонкости. Вслед за первой вверх взмыла вторая, третья, и вскоре весь передний край на перевале был залит мертвенно-бледным светом.
А ничего дают. Хотя ракета и отработала всего-то секунд пятнадцать, зато света было столько, что впору газету читать. Кстати, он воспользовался этим моментом, чтобы осмотреть себя. Пришлось возвращать чувствительность тела. Б-больно! Довольно быстро разоблачился по пояс. Не очень удобно, но все же сумел рассмотреть, что рана несерьезная. Так, царапина. А боль скорее всего вызвана ушибом, пуля-то на сверхзвуке прошла, вот и приголубило. Разве что кровит. Но это ничего, у каждого из парней по два индпакета. Самолично заказывал в аптеке.
Кстати, Шейранов и тут озаботился походным хирургическим набором. Просто на это дело бойцы не стали брать с собой свои ранцы. Кстати, тоже трофейные, австрийские. Очень удобная штука, куда до них вещмешкам русской армии. Впрочем, когда в России придавали особое значение экипировке солдата? Ну, в последние годы вроде бы что-то делается, а до этого… Тот же вещмешок и шинель практически без изменений прослужили лет двести.
После того как прогорели первые ракеты, запустили по новой. Сразу не поверили, решили лишний раз удостовериться. И на этот раз термит прогорел без грохота стрельбы. Ну, порядок Сейчас австрияки успокоятся. Решат, что это обычные русские охотники за винтовками. Для них не секрет, с какой такой радости противник ползает по нейтралке, рискуя собственной шкурой.