Кукловод
Шрифт:
– Так ты сам видел тряпку у нее во рту? – переспросил Рогожкин.
– Послушай, парень, я работаю электриком в ПТУ для слабовидящих, – сказал мужик. – Но у самого зрение сто процентов. Алмаз. Говори тебе – у нее изо рта торчала грязная тряпка. Большая грязная тряпка.
– Спасибо за компанию.
«Вот же, бляха, отвез письмецо», – подумал Рогожкин. Он поднялся, быстро дошагал до угла дома, еще ускорил шаг, глядя себе под ноги. По невнимательности Рогожкин сильно толкнул плечом какого-то зазевавшегося мужчину пешехода.
– Что с тобой, парень? – крикнул
– Пошел ты, – огрызнулся Рогожкин. – Что б тебя самого автобус сбил.
Он поймал такси, велел водителю мчать на «Спортивную». Но тут сообразил, что теперь спешить уже некуда.
Через сорок минут Рогожкин переступил порог номера. Каширина поднялся с дивана ему навстречу. Рогожкин молча прошел через комнату, выключил телевизор.
– Я привез плохие новости, – сказал он.
Заперевшись в номере, Каширин всю ночь рассказывал Рогожкину, первому встречному молодому человеку, историю своей жизни. Историю своих взлетов и падений. Историю встречи, знакомства, романтической влюбленности в свою последнюю жену Марину. Затем он рассказал про свою взрослую дочь, которая теперь живет с его первой женой и отчимом адвокатом. Каширин устал от собственных слов. Под утро кончилась водка, Каширин совсем выдохся, как шампанское, оставленное на ночь в стакане.
Он закончил свой рассказ словами:
– Наверное, не достаточно просто любить женщину. Надо еще уметь показать, что ты ее любишь. Не симулировать любовь. А дать женщине понять, что ты ее любишь. Дорогие подарки не счет. Хотя не так уж их было много, дорогих подарков. Главное, я не умел показать свою любовь. Ты меня понимаешь?
– Почему нет? Понимаю. А кем работала ваша жена?
– Моей жене не нужно было работать. А ты, расскажи о себе что-нибудь, – попросил Каширин. – У тебя есть родители? Ты с ними ладишь?
Рогожкин ответил охотно. С давно никто не разговаривал по душам.
– У меня есть мать, отец умер три года назад от сердечного приступа. Он был свойский мужик. Часто повторял: не позволяй разговаривать с собой по-хамски. И еще он говорил: никогда не спи с проститутками. Сам отец эти правила частенько нарушал. Теперь у меня отчим.
– А мать тебя не разыскивает?
– В последнее время моя мать с отчимом только и делают, что ругаются. В основном из-за денег. Отчима выгнали с работы. И началась эта ругань. Наверное, они и сейчас, среди ночи, ругаются. Даже не заметили, что меня нет. Они сосредоточились на деньгах и своей перебранке.
Рогожкин закрыл глаза. Вдруг вспомнился один хороший вечер, когда к отчиму пришли его старые институтские приятели, кто с женой, кто в одиночестве. Накрыли большой стол, посадили за стол и его. Мать наготовила несколько плошек мясного салата, купили много водки, пива и десертного вина.
Отчим играл на гитаре, хором пели какие-то старые песни. Одна песня печальнее другой: «Возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки друзья, что б не пропасть по одиночке». Рогожкин всмотрелся в лица друзей отчима. Все мужики как на подбор худые, кожа на лицах серая, нездоровая, одеты кое-как. Вот собрались, вспоминают молодость, жалуются на болезни.
Отчим пытается шутить, как умеет: "Я из того счастливого поколения романтиков, кого наша великая Родина вспоила портвейном «Агдам» и вскормила колбасой «Чайная». Все смеются. Такой юмор до людей доходит, ведь собравшиеся из того же самого счастливого поколения. Еще раз подняли рюмки за дружбу и по новой затянули: «Что б не пропасть поодиночке…»
Рогожкин тогда подумал, что такие люди пропадут. Вместе или поодиночке. Но пропадут непременно. Уже пропали. Когда песня закончилась, мать отняла руку отчима от гитарного грифа, надолго прижалась губами к его раскрытой ладони. Мать плакала от счастья.
– А может, отчим и хороший человек.
Этими словами Рогожкин подвел итог своим размышлениям.
Он осмотрелся. Каширина в комнате не было. К этому времени Каширин заперся в ванной, полил голову холодной водой и долго рассматривал в зеркале свое отражение. В эту минуту он во всем винил только себя самого. Он ненавидел себя в эту минуту. Каширин плюнул в свое отражение в зеркале. Его шатнуло в сторону, плевок не достиг цели. Вязкая слюна висела на кафельной плитке. Каширин вышел из ванной. Прямо в костюме лег на кровать, закрыл глаза и провалился то ли в глубокий сон, то ли в обморок.
Рогожкин потушил свет, сел в кресло, вытянул ноги и тут же уснул.
Проснувшись в двенадцатом часу утра, Каширин сполоснул лицо, попросил у горничной утюг, выгладил на письменном столе пиджак и брюки. Рогожкин вошел в номер, поставил на подоконник бутылку крепленого вина. Он справился с пробкой без штопора, просто пропихнул ее пальцем в бутылку.
– Куда это вы собираетесь?
– По делам.
Ночь откровений кончилась. А утром хмурый, погруженный в самые мрачные мысли Каширин не был расположен к долгому разговору. Натянув брюки, он встал перед зеркалом, проверяя, ровной ли получилась складка.
– Значит, решили ехать к ним? – Рогожкин разлил вино по стаканам. – Ну-ну. Езжайте.
Каширин отказался от вина, взял в руки телефонный аппарат, набрал номер тестя. Голос Сергея Ивановича звучал почти спокойно, без истерического надрыва.
– Да, Женя, – сказал тесть. – Видишь, какое горе.
– Я скоро приеду, – ответил Каширин.
Собеседники не слушали друг друга.
– Я только что получил свидетельство о смерти. Скоро придет агент из похоронного бюро. Женщины тут, соседки… Помогают…
– Поговорим при встрече, – сказал Каширин. – Наверное, понадобятся деньги. Я постараюсь что-нибудь достать.
– Хорошо, – тесть всхлипнул и положил трубку.
Каширин поставил аппарат на прежнее место, надел пиджак. Он шагнул к двери, но Рогожкин встал на его дороге.
– Подождите, сядьте на минуту, – сказал он. – Скорее всего, это не несчастный случай. Вашу жену убили. Подумайте, с какой целью? Минуту подумайте спокойно.
Каширин остановился, но садиться не стал.
– Я сейчас не в том состоянии, чтобы думать. Тем более спокойно.