Кукловод
Шрифт:
– Я все понял.
Что ж, судьбы Гецмана решена. Деньги он, как и всякий человек, любит трепетно. А на своих партнеров таджиков смотрит свысока, относится к ним презрительно, как к тупым недоразвитым чуркам, навозным жукам. Это презрение, плохо скрываемое Гецманом, сквозит в каждом его жесте, в каждом движении, в каждом взгляде. Когда два дня назад они ужинали в ресторане «Оливия» Гецман стеснялся своего спутника, косился на серый костюмчик Ашурова брезгливо, так смотрят на дохлого таракана. Пришить такого паршивого заносчивого сноба – просто удовольствие.
Дунаев вытянул из пачки сигарету, Ашуров поднес огонька.
– Теперь о сроках, – пыхнул дымом старик. – Обратно я вылетаю через два дня на третий. Шестьсот тридцать вторым рейсом. Значит, все надо закруглить максимум к завтрашнему вечеру. Чтобы у меня еще день остался в запасе. Времени мало.
– Я управлюсь, – ответил Ашуров.
Но один вопрос остается: почему Абдурахим решил применить эту крайнюю меру? Существует единственный ответ. Абдурахим ждал груз, но тот не прибыл к месту назначения вовремя. Абдурахим не любит ждать. Сам врать любит и умеет, но не терпит чужой лжи.
Если сделка представляется сомнительной, он откажется от нее, не раздумывая ни секунды. Вероятно, Абдурахим нашел других партнеров. Возможно, более выгодные условия реализации дури. А на Гецмане поставил жирный крест. Как бы то ни было, не дело Рахима, задумываться о таких вещах. Он бригадир исполнителей. И свое дело знает.
– Пора бы перекусить, – сказал Дунаев.
– Сделаем, – ответил Ашуров.
Дунаев не любил бывать в людных местах. Ашуров снял трубку, набрал телефон хорошего ресторана и заказал один обед на дом. Затем он попросил разрешения идти, встал и откланялся.
Ашуров не любил срочные задания. Но у каждого минуса, если покопаться, найдутся свои плюсы. Срочную работу можно выполнить грязно, то есть положить лишних людей. Тех, кто случайно подставится под пули, окажется рядом с мишенью. Можно пролить невинную кровь, никто потом не упрекнет исполнителя за эту грязь. Дело-то срочное.
Вторую половину рабочего дня Гецман томился от безделья в своем кабинете. Деловая встреча с Уманским, назначенная на час дня сорвалась. Точнее Уманский позвонил, спросил, нет ли известий. А когда услышал, что ни хороших, ни плохих новостей не поступало, задумался. Сказал, что плохо себя чувствует, приехать не сможет. Гецман, всегда доверявший собственной интуиции, насторожился. Уманский что-то темнит.
– Вот же говно какое, – сказал Гецман.
Он вскочил с кресла, долго мерил шагами комнату. После разговора с Уманским предчувствие неосознанной опасности вдруг набежало на душу и больше не уходило.
– Если я сдохну, то этим сукам тошно будет, – вслух объявил Гецман. – Ой, как тошно.
Гецман снял телефонную трубку, набрал номер Виталия Михайловича Пичкина, своего адвоката. Когда тот взял трубку, Гецман попросил адвоката о срочной встрече.
– Через час смогу подъехать, – ответил Пичкин.
В ожидании адвоката Гецман начал действовать. Достал тонкую стопку белой бумаги, ручку и принялся за дело. Аккуратным разборчивым почерком исписал три страницы, а когда закончил, задумался, как озаглавить свой опус. Коротко и ясно, «заявление». В правом верхнем углу первой страницы Гецман написал: «Начальнику ГУВД города Москвы». Он перечитал написанное и убедился, что бумага составлена толково, доходчиво.
«Возможно, когда вы будете читать эти строки, меня, их автора, уже не будет в живых. Опасаясь за свою жизнь, решил сообщить вам следующее. Меня, Гецмана Якова Семеновича, помимо моей воли втянули в крупное преступление. Суть замысла его организаторов такова: обмен крупной партии оружия, патронов, зарядов для гранатометов и взрывчатых веществ на героин. Я не стараюсь себя выгородить, но прошу учесть, что преступники по сути не оставили мне выбора. Если бы я отказался участвовать в деле, то был бы уничтожен».
Далее Гецман сдал две ключевые фигуры, стоящие у самых истоков операции: столичный бизнесмен и общественный деятель Уманский Роман Маркович и некто Абдурахим Кундышабаев, таджикский уголовный авторитет. Гецман помянул известные ему второстепенные фигуры, в частности, «Посла» Дунаева и московского бригадира таджиков Рахмона Ашурова, еще несколько человек, известных ему «быков».
На второй и третьей странице своего послания Гецман раскрыл механизм обмена оружия на наркотики. И закончил заявление словами: «В содеянном искренне раскаиваюсь. В доказательство изложенного выше прилагаю к настоящему заявлению кассеты с записями моих разговоров с Уманским Р.М. и Ашуровым Р.Д».
Гецман вернулся к сейфу, достал компактный магнитофон и четыре аудио кассеты, сел за стол, надел наушники. Надо бы вспомнить, как заваривалась каша, которую он сегодня расхлебывает.
Свои разговоры с Уманским и другими людьми Гецман записывал на всякий случай. Уж, конечно, не для ментов писал. Просто рассудил, что в жизни случается всякое. Лишняя страховка не помешает. И вот дожил…
Он нажал кнопку, услышал в наушниках голос Уманского.
– Я сказал, что героин афганский. Ну, это не совсем так. С боями проводить караваны через границу, терять людей… Хотя, жизнь человеческая там стоит недорого… Хуже, что пропадает сам товар, большие партии. Никому это не нужно. Поэтому в последнее время центры производства героина переносят из Афганистана в Таджикистан. Качество товара остается тем же. То есть стабильно высоким, а затраты на производство снижаются.
– Все равно мы рискуем, – отвечает Гецман. – Наркотический рынок Москвы и Питера под колпаком ментов.
– Ты это серьезно? Ты говоришь менты? Просто ты никогда глубоко не влезал в эту проблему. Задумайся. За пять последних лет число задержанных наркокурьеров и торговцев дрянью выросло чуть ли не на порядок. А объем продаж за то же время увеличивается примерно в сто раз. По одной только Москве и Питеру ежедневный, повторяю, ежедневный навар от продажи наркоты составляет от двух с половиной до трех миллионов долларов. А годовой оборот от торговли наркотой по России – как минимум два с половиной миллиарда долларов. Такие бабки. Сон наяву.
– Чем ты объясняешь тот парадокс: преступников ловят, а количество дряни растет и растет? – спрашивает Гецман.
– Все очень просто: рынок наркоты в Москве поделен конкретными людьми. Я не хочу называть фамилии. И тебе их лучше не знать. Менты ловят новичков, тех, кто хочет втиснуться на уже поделенную территорию. Усек? И ловят по наводке все тех же торговцев наркотой. Тех, кто владеет рынком. А ветераны… Они процветают. У них нет проблем. Им не нужна ни конкуренция, ни демпинговые цены. Кстати, цены сложились примерно такие. Миллиграмм героина, упакованный в пакетик размером с ноготь ребенка «чек», стоит примерно пять долларов. Качество так себе: средние перекупщики разбавляют товар, потом мелкие торговцы разбавляют… Знаешь этот анекдот про разбавленное молоко? Ну, это к слову.