Кукловод
Шрифт:
– Шейла, – резкий голос Агаты вырвал ее из этой неги. – Шейла Барнаби. Мы идем туда же.
– Здорово. Я Трей, Трей Портер.
– Агата Адамс, а это Иг…
– Ингрид Прим, – перебила Ингрид Агату, кинув на «подругу» недовольный взгляд. Не хватало только, чтобы новичок с первого же дня звал ее Игги. Не то чтобы она хотела, чтобы он вообще ее хоть как-то звал. Но этот бархатный голос не должен прерываться отвратительно мерзким и склизким, как жаба, которую они недавно разрезали на уроке биологии, прозвищем, которым окрестила ее Агата. Игги. Игги. Игги. Бррр…
– Круто, – улыбнулся Трей Портер и пропустил девушек
Начинался урок биологии.
Ингрид спешила домой. Она уже и не помнила, когда последний раз так торопилась – ее жизнь, как и жизни всех жителей ее города, страны и мира, была расписана по минутам, чтобы не приходилось никуда торопиться, и в то же время не оставалось времени на лишние неэффективные, с точки зрения мирового правительства, дела. Да и кто захочет нарушать эти законы? Дисциплина – самое лучшее, что придумало человечество. Так считала Ингрид.
Тем не менее она задержалась в школе не нарочно. Проходя мимо кабинета заведующей по внеклассным занятиям, она услышала уже ставший знакомым бархатный голос. Он и сейчас был похож на невообразимо длинное полотно, которое, кружась, обволакивало ее, прикасалось и терлось о ее голые до предплечий руки, о не защищенные одеждой колени, о ее заалевшие щеки. Ингрид, завороженная, опустилась прямо у двери на пол и сидела, прикрыв глаза, пока скрипучий голос заведующей по внеклассным занятиям, приближающейся к двери, не выдернул ее из мягкого омута этого бархатного безумия. Заведующая увидела ее у двери и битых полчаса объясняла, почему не приемлемо задерживаться в школе после уроков, если тебя не оставили на внеклассные занятия. Эта высокая – выше Ингрид – и сухая, как жердь, женщина всегда немного раздражала Ингрид, насколько вообще был способен человек ее раздражать с ее спокойным и равнодушным нравом. Но сегодня быть пойманной под дверью кабинета было особенно неприятно. Трей Портер – а это был он – ухмылялся, видя раскрасневшиеся то ли от смущения, то ли от стыда щеки Ингрид. Раздражение только росло.
Через пятнадцать минут у Ингрид начинался урок французского, который она выбрала посещать онлайн, чтобы не ехать через весь город в языковую школу и исключить возможность опоздания из-за задержавшегося автобуса. И на который теперь безнадежно опаздывала.
Спеша домой, Ингрид удивлялась, как ее мог так привлекать этот голос, хотя его обладатель не произвел на нее никакого впечатления – не наделенный высоким ростом, он был почти вровень с Агатой и не выделялся ничем, кроме странно выпуклого для мальчиков его возраста живота. Ингрид же на уроках физкультуры всегда стояла вторая, сразу после Лиама – самого высокого парня в их классе, с которым они несколько раз ходили в кино. С ее-то ростом особо выбирать не приходилось, а вот Лиам очень скоро нашел замену самой высокой девочке в классе.
– Ингрид! Ты опоздала! – мать стояла в дверях дома. Ее обвисший подбородок подрагивал то ли от возмущения, то ли от страха.
– Еще пять минут.
Ингрид пробежала мимо матери и, влетев в свою комнату, ткнула в кнопку пуск на своем ноутбуке. Послышалось тихое шевеление, как будто внутри проснулась стайка жуков, и через минуту показалась заставка – женская рука, на которую медленно падали капли дождя. Поежившись от внезапно пронзившего ее холода, Ингрид ткнула в голубой значок на панели и, стянув со спины рюкзак,
– Bonjour, Ingrid, ravie de vous revoir.
– Ингрид, это неприемлемо! Ты знаешь об этом? – кожа на подбородке матери подрагивала от негодования, пока она наливала разогретый суп-пюре из брокколи и щедро посыпала его кусочками соленого, обжаренного до хруста бекона. – Ты в курсе, который час?
– Три часа, мам, – Ингрид равнодушно водила и постукивала ложкой по столу, дожидаясь, пока Марла Прим наконец-то соизволит принести своей дочери ее обед. На который она опоздала всего-то на пару часов.
– А то, что я могу тебя вовсе не кормить? Ты знаешь об этом? – Марла Прим стояла с тарелкой супа в руках, но не спешила ставить ее на стол – слишком велико было возмущение, чтобы не дождаться сокрушающе склоненной головы дочери.
– Ну, мам, – Ингрид с удовольствием встала бы и ушла, но желудок уже, казалось, прилип к ребрам и в нем недовольно бурчало какое-то неведомое доселе Ингрид существо. Прием пищи она не пропускала еще ни разу за всю свою жизнь – жесткий график прививался им с детства, а за нарушение строго наказывали.
Ровный стук ложки по столу все убыстрялся, и Марла Прим сдалась.
На удивление, подогретый суп-пюре был не так уж и плох, если не считать нескольких холодных комочков, которые не пожелали раствориться, несмотря на усилия немолодой уже женщины. А может, усилия были не столь велики, как ее возмущение проступком дочери.
Ингрид не спеша доела свой суп, посмотрела на ложку, с которой стекали капельки бледно-зеленой субстанции, и, обернувшись назад в поисках матери, рассеянно положила ложку на белоснежную скатерть, случайно промахнувшись мимо специально оставленного на столе блюдца.
Увидев, что натворила, Ингрид не могла оторвать удивленный взгляд от того, как по плотной ткани растекается грязное пятно, и почему-то испытывала непонятное возбуждение. Что это такое?
Девушка поспешила подняться из-за стола и, в три прыжка преодолев коридор, залетела в свою комнату. Проведя рукой по гладкой поверхности двери, она впервые в жизни пожалела о том, что родители лишили ее права запираться на замок – считалось, что личные границы у детей до 10 лет уже сформировались, а дальше подросткам нужно было формировать осознание того, что их поступки контролируются, так они вырастали более дисциплинированными членами общества.
– Да что это со мной? – буркнула Ингрид, стягивая с себя темно-синюю юбку и белую широкую футболку, чтобы наконец-то надеть домашний костюм. И почему она этого не сделала до обеда? Ах да. Им было нельзя показываться в общей комнате в домашней одежде.
Через пять минут после того, как девушка блаженно растянулась на кровати, сжав руки в замок над головой, изгибаясь и вытягивая поочередно то один бок, то другой, раздался противный сигнал – начинался КУБ.
Цифровая панель, расположенная как раз напротив ее кровати именно так, чтобы не было никакой возможности НЕ видеть то, что происходит на экране, ожила. Заиграла знакомая с детства музыка, начали мелькать знакомые до икоты лица – Джекки, Барбара, Шон… или как там их? Ингрид по какой-то причине не впечатлял КУБ, ну разве что в раннем детстве. Когда ребенку только и нужно, что смотреть на яркие мелькающие кадры. Этого в КУБе было навалом.