«Куколка»
Шрифт:
Теперь она стояла перед Мэттом в одном белом капроновом лифчике и маленьких шелковых трусиках. Воздух между ними еще больше уплотнился, казалось, что страсть материализовалась и повисла огромным сгустком энергии, до которого можно было дотронуться рукой. Внезапно Пиппа поняла, она не знает, что теперь делать, и беспомощно взглянула на Мэтта.
— Мэтт… — прошептала она.
Он шагнул к ней, нежно обнял, и ее сердце сразу перестало бешено колотиться. Пиппа прижалась лицом к его груди и вдохнула знакомый, такой любимый запах его кожи.
— Все хорошо, — шептал он, гладя ее по волосам, — дорогая,
Взглянув на Мэтта и прочитав в его взгляде желание и одновременно нежность, она прониклась к нему безграничным доверием.
— Я знаю, — просто отозвалась она.
Паника, на миг охватившая ее, прошла; она скользнула рукой под его рубашку и ощутила тепло его кожи.
— Ее нужно снять, — шепотом попросила она, а ее пальцы уже сами расстегивали пуговицы его рубашки.
Скинув пиджак, Мэтт небрежно бросил его на диван и стал помогать Пиппе, едва не оторвав две последние пуговицы. Девушка даже улыбнулась.
Его кожа оказалась мягкой и бархатистой, покрытой мягкими шелковистыми волосами. Закрыв глаза, Пиппа прижалась губами к его плечу, и кончик ее языка пробежал по выступавшей косточке ключицы, а затем скользнул ниже по груди. У его чистой кожи был слегка солоноватый вкус, и Пиппа чуть вздрогнула, когда ее язык коснулся маленького шершавого соска.
От этого прикосновения сосок увеличился и затвердел, а она продолжала целовать его, лаская при этом второй сосок кончиком указательного пальца.
— О, Пиппа, — выдохнул Мэтт, а ее губы скользили теперь по его груди, опускаясь все ниже.
Теперь она чувствовала под его брюками твердый напрягшийся ствол его члена и принялась лихорадочно искать застежку брючного ремня. Мэтт, не отрывая взгляда от ее лица, осторожно отступил на миг, боясь, как бы к ней не вернулся страх, и быстро освободился от остатков одежды.
Когда Пиппа впервые увидела его обнаженное тело, у нее перехватило дыхание. В одежде он всегда казался ей чрезвычайно привлекательным, однако обнаженный он был так хорош собой, что это зрелище ошеломило ее. На его мускулистом стройном теле выделялись рельефные пластины мышц, некоторая угловатость придавала ему еще большее очарование, а из уютного гнезда темных курчавых волос внизу живота гордо поднимался высокий, твердый и горячий ствол, словно древко копья, готового к битве, такой удивительно мужественный по сравнению с нежными мягкими складками ее потаенной женственной плоти.
Мэтт колебался, и Пиппа почувствовала, что он боится сделать следующий шаг, чтобы не испугать и не обидеть ее. Слегка улыбнувшись, она удивленно подумала, что не испытывает ничего похожего на испуг. Ее переполняло волнение, желание, страсть. Улыбаясь, она шагнула к Мэтту и, обняв ладонью его мощный ствол, прижала его к своему мягкому обнаженному животу.
От этой простой нежной ласки Мэтт тихонько застонал, и глаза его прикрылись. Ему очень хотелось сжать ее в объятиях и в полной мере насладиться близостью после столь долгого ожидания, однако он все время помнил, что должен вести себя как можно сдержаннее, чтобы не ранить и не испугать ее. И все же каким-то шестым чувством он знал, что сегодня они будут вместе.
Он мягко обнял Пиппу и стал легонько поглаживать ее по спине, отчего она испытала такое удовольствие, что не сдержала восхищенного
Пиппа застонала, когда ее грудь молниеносно отозвалась на ласку его заботливых пальцев. Набухли и затвердели два маленьких коричневых соска, предвещая неземное наслаждение. Мэтт продолжал ласкать их кончиками пальцев, и она почувствовала, как искры удовольствия побежали по ее телу от груди вниз, к самому лону, мышцы которого едва ли не ныли от прилива жаркого желания.
Она почувствовала, что мягкие складки плоти между ее бедрами стали скользкими и влажными, а клитор вжался в тонкую ткань трусиков. Ей стало так тепло, словно по ее жилам вместо крови тек согретый мед. Продолжая одной рукой нежно обнимать плечи девушки, Мэтт подхватил ее другой рукой под колени и бережно, как хрупкую драгоценность, понес в спальню.
Не отрывая от него взгляда, Пиппа прижималась щекой к его груди и улыбалась. Мэтт осторожно опустил ее на кровать, и ее тело затрепетало в ожидании.
Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату проникали первые бледно-розовые рассветные лучи, наполняя ее таинственным мерцающим светом и создавая для них двоих ощущение совершенно особенного замкнутого мира света и тени, который принадлежал только им. Казалось, что во всем мире нет никого, кроме них, и они растворялись в этой прекрасной иллюзии.
Мэтт нежно гладил и целовал каждый изгиб ее тела, словно изучая его. К любому месту, до которого он дотрагивался пальцами, тотчас же приникали его губы, и Пиппа дрожала, не в силах сдержать охватившее ее желание.
— Прошу тебя, Мэтт, — взмолилась она тихо с неожиданной хрипотцой в голосе.
Он будто ждал этих слов, вырвавшихся у нее, как некоего тайного сигнала. Осторожно он подвел пальцы под резинку ее трусиков, затем быстро снял и отбросил их в сторону, прильнув губами к ее лобку. Пиппа слегка застонала от непривычного ощущения, и он тут же склонился над ней и поцеловал ее в губы долгим, нежным поцелуем.
Пока длился этот томительно-страстный поцелуй, его пальцы поглаживали покрытый мягкими курчавыми волосами венерин холмик, постепенно опускаясь ниже, туда, где трепетала ее мягкая влажная плоть, жаждавшая его ласки. Когда он коснулся полураскрытого входа в ее жаркое лоно, Пиппа поняла, что хочет только одного — чтобы он овладел ею. Нежные губы, окружавшие вход в ее лоно, призывно раздвинулись, и никаких страхов не было и в помине.
Он поцеловал ее снова, уверенно и нежно, и она догадалась, что ему нравится то, как ее тело отзывается на его прикосновения. Пальцы Мэтта были такими нежными и заботливыми, а удовольствие от их поглаживаний оказалось неожиданно острым и почти непереносимым. Словно в полусне, Пиппа раздвинула бедра, и, поняв, что она готова к большему, Мэтт осторожно обвел кончиком пальца набухший пульсирующий нежный бутон ее клитора, так что она громко застонала.
— Я люблю тебя, — прошептал он тихо, но для нее это тихое признание прозвучало как удар колокола, и она знала, что может верить этим прекрасным словам.