Кукольная королева
Шрифт:
И уж точно не следовало услужливо выводить Принца из конюшни, попутно отгоняя от Таши неких подозрительных молодых людей.
Только вот если учесть, что всё это нисколько не отменяет его собственной подозрительности…
Ладно, решила она. Яблоки по осени собирают. Увидим.
Если что — без боя я не сдамся.
Ещё бы голос разума так не донимал… он частенько критиковал свою хозяйку, и в большинстве случаев скрывал за критикой действительно разумные вещи; но,
Если не сказать «совсем не разумно».
Принц свернул с тракта, и впереди свилась золотистая ленточка пыльной дороги. Солнце уползало за стену далёких гор, пока Криволесье, приближавшееся с каждым перестуком копыт, распахивало гостеприимные могильные объятия.
Что ж, подумала Таша, из-за плеча дэя косясь на мирно спящую Лив, как говорила мама… когда ничего другого не остаётся, приходится расслабляться и получать удовольствие.
Хотя бы от пейзажа.
***
— Хватит дуться, — сказал Алексас, закрыв дверь спальни и расстёгивая рубашку. Джеми молчал всю дорогу от чужого особняка до дома, и это молчание начинало немного угнетать. — Ну что ты как маленький?
— Я тебя презираю, — прорычал брат внутри их общей головы.
Вечерний Камнестольный Алексасу всегда нравился. Не сказать, что вечером столица цвергов играла новыми красками — в Подгорье не существовало внешней разницы между днём и ночью; зато народу меньше, и особенно цвергов. Нет, Алексас нормально относился к цвергам, державшим лавочки в «людном» округе: по долгу службы они склонны были тебе отвечать, и даже приветливо. Но вот в прочих округах…
Недоросли бородатые, а гонору-то сколько.
Впрочем, сегодня юноше не довелось выходить из родного округа. Как и вчера.
Было чем заняться и в нём.
— Да-да, наслышан. — Алексас кинул рубашку на кресло и разулся, ощутив босыми пальцами колючую шерсть ковра. — Я уже сказал, что раскаиваюсь. А в наказание даже потрачу свои оставшиеся часы на сон, дабы завтра не раздражать тебя своим присутствием.
— Это же отвратительно, ты хоть понимаешь?! Ты совратил девушку…
— Джеми, братишка, до меня её уже не раз успешно совращал муж.
— Но ты! Ты… — Джеми задохнулся от возмущения, — ты хоть понимаешь, каково мне в этот момент?! Замыкаться в себе, сидеть в темноте и знать… знать, что ты занимаешься… этим!
— Мог бы не замыкаться. Учился бы заодно.
— ТЫ!..
— Знаешь, — Алексас откинул кудрявую голову на подушку, — я в шестнадцать лет не стал бы краснеть, как маков цвет, только потому, что возлюбленная моего учителя чмокнула меня в щёку. Поверь, уж в преступном влечении к тебе Бэрри подозревать не стоит.
— При чём тут это? — Джеми явно смутился.
— При том, что я с ужасом думаю о твоей первой брачной ночи. Без боя ты супружеский долг явно не отдашь.
— Ничего, смейся-смейся! Вот стану магистром, найду способ дать тебе другое тело и… и…
— И? — заинтересовался Алексас.
— И стану паладином!
Отзвуки хохота долго звенели в фарфоровых плафонах тёмной люстры.
— Да уж, работёнка как раз для тебя, — вымолвил Алексас, когда смог перевести дух. — Только одна маленькая деталь: паладины уже двести лет как перевелись.
— Орден — формальность! А паладином можно и нужно быть по сути, а не по званию, и я буду! Буду странствовать по Долине, и благодарные люди дадут мне кров! Буду очищать Аллигран от нечисти, от гнусных эйрдалей* и мерзких оборотней, прячущихся под масками добропорядочных господ! Буду спасать дев, попавших в беду, и…
(*прим.: Эйрдаль — «лишенный души» (староалл.)
— Попадись мне этот твой Джорданесс. — Алексас тоскливо перевернулся на бок. — Ну хорошо, а дальше ты с этими девами что будешь делать? Ты ведь обет безбрачия дашь, не забывай. Красивой сказочки со свадьбой в конце не получится.
— Это только для тебя любовь от постели неотделима! А Рикон в «Правилах паладина» любил свою Лайю, но любовью чистой и…
— Да-да, — скептически улыбнувшись, Алексас изобразил ладонью нечто похожее на смыкающиеся челюсти. — Ничего, повзрослеешь — поймёшь.
— Если это означает стать таким, как ты, то я лучше не буду взрослеть.
— Знаешь, порой мне кажется, что тебе всё ещё семь…
Джеми обиделся и замолчал.
Алексас взял что-то с тумбочки. Перекинул из одной ладони в другую.
— Ох уж эти женские памятки о ночи любви… — юноша перебрал пальцами локон тёмных волос, перевязанный ленточкой. — Если б я все хранил, впору было бы парикмейстером заделываться.
— Опять выкинешь? — не вытерпел Джеми.
— Никогда не любил легкодоступных девиц. Хотя этой надо отдать должное: прошлую ночь она продержалась.
Джеми издал вздох, полный воистину бесконечного терпения.
— Знаешь, — добавил он с досадой, — порой я сильно удивляюсь, что ни разу не пожалел о своём согласии на это безумие. Потому что делить тело с тобой…
— И что, правда не пожалел? — невзначай спросил Алексас.
— Ну, я же тебя люблю. Хоть ты и отвратительный тип, честно скажу.
— Приятно слышать, — юноша улыбнулся. Удивительно светло. — Эх… ладно, только ради тебя.
— Что?
— Торжественно клянусь, что месяц — никаких женщин.