Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер
Шрифт:
— Ваша тактичность умиляет! — расхохоталась Юлия. Но глаза ее вдруг стали очень серьезными, напомнив взгляд снайпера. — Галантный кавалер из прошлого! Мечта романтических дам. Мои поздравления, Борготта: у вас редкий талант — обращаться с вопросами по адресу. Боюсь, во всей Галактике не найти и десятка человек, способных внятно ответить вам. А я, возможно, единственная из этого десятка, кто согласитсяотвечать. Радуйтесь своей удаче, кавалер. И навострите ушки.
Насчет собственной удачи у Лючано имелись большие сомнения. Тем не менее,
— За любое умение приходится платить. Вы сами дорого заплатили за способности экзекутора, так что поймете. Наша раса за обладание «клеймом» заплатила стократ дороже вашего — врожденной шизофренией. Расслоением психики. Вы нервничаете, Борготта? Думаете, я выдаю вам ужасные имперские секреты? Успокойтесь! Я впервые прочла о расовой шизофрении помпилианцев в монографии Айзека Шармаля, находящейся в свободном доступе. Правда, тогда я сочла измышления автора бредом…
К концу монолога Юлия ходила — нет, она металась по кабинету, словно тигрица — по клетке. Несмотря на напускную ироничность, разговор задел ее за живое. Пожалуй, впервые за все время общения с «кавалером».
— Казалось бы, что может знать о нас инорасец? Но едва я полностью обезрабела… Если кратко, инорасцы для помпилианцев делятся на три категории: свободные, рабы и семилибертусы. Эти три категории строго соответствуют трем нашим формам социализации. Свободных мы можем любить, ненавидеть, уважать, презирать, заключать с ними сделки или избегать. Но они — свободные. Равные нам.
Она вернулась к столу. Извлекла пачку сигарет «Perfectum», мундштук из янтаря с актив-фильтром; прикурила от зажигалки — миниатюрного брелока-лучевика на цепочке. Выпустила из ноздрей сизый дым, сразу сделавшись похожей на драконессу из детского аниме.
Лючано раньше не видел, чтобы Юлия курила.
— Рабы, как вы могли заметить, для нас вообще не люди. Вещи. Вещи-симбионты, если угодно, вроде протеза. Это не оценочный фактор — это рефлекс. Если помпилианец знал человека свободным, а позже тот стал рабом — отношение к такому человеку меняется в долю секунды. Ближайший аналог: выделение желудочного сока. Психика автоматически переключается на другой слой восприятия. Был человек — стал раб. Робот. Двуногий энергоснабженец с комплексом дополнительных услуг. Без вариантов. Станет опять человек — рефлекс сработает снова.
— Вы забываете, что раб — свободный в прошлом человек? Если вчера вы обедали с ним в ресторане — этот эпизод выпадет у вас из памяти?
— Не путайте шизофрению со склерозом, — Юлия фыркнула, досадуя на тупость собеседника. — Ничего никуда не выпадет. Это все-таки память, а не геморроидальные узлы. Просто восприятие раба опирается на один слой психики, а воспоминания о свободном — на другой. Борготта, эти слои не коррелируют друг с другом! Гай пошлет вас-раба драить пол в сортире, и в то же время будет вспоминать, как вы-свободный корректировали его речь в академии. Но он не ассоциирует вредного невропаста с фактическим автоуборщиком. Или — или, без пагубного «и». Вот почему при необходимости ослабить «клеймо» у нас возникают расстройства психики. Слои начинают работать «внахлест», жестко конфликтуя.
— Я понял!
— Вам кажется, что поняли. Но я не могу объяснить лучше. Вы пробовали рассказывать старой деве о действии экстанола? Когда самый могучий стимулятор, знакомый ей — зеленый теллис с лимоном? Инорасец — вне сложившегося статус-кво. Он может принять его лишь умозрительно. Помпилианец — внутри. Он сочтет всю концепцию диверсией, направленной на подрыв уважения к его расе. Подсознание отторгает правду, а сознание трансформирует отторжение в убедительные контраргументы. Я тоже была глуха к любым доводам, пока не избавилась от сервус-зависимости…
Юлия победно усмехнулась.
— Я — особый случай! Пройдя через ад, я вышла с другой стороны!
Она разрумянилась, глаза горели от возбуждения. Пряди черных волос шевелились, словно ими играл сквозняк. Казалось, дымится уже не сигарета — огонь разгорается в душе женщины, освещая лицо внутренним светом, и дым сам собой извергается из ноздрей. Машина из прошлого, древняя, могучая и одинокая — в архиве графа Мальцова сохранились материалы о мобилях, которые двигались по направляющим рельсам, полыхая углем, бушующим в топке, и пуская дым из трубы.
Это было бы смешно, подумал Лючано. В иной ситуации это сравнение вызвало бы истерический хохот. Но когда стремительная и хищная тень нависла над тобой, сверкая фарами, окутана сизыми клубами… Смех застрянет в глотке, оборачиваясь удушьем.
Завораживающая, смертельно-прекрасная угроза двигалась из тьмы.
— Вернемся к семилибертусам? — предложил он.
— Вернемся, — согласилась Юлия, успокаиваясь. — Третий слой, третья модель восприятия. Масло между ломтиком хлеба и ломтиком сыра. Смазка отвечает за безопасное сосуществование слоев-антагонистов, отчасти примиряя их друг с другом. «Буферная зона психики», — писал Айзек Шармаль. На мой взгляд, очень точное определение. Он вообще крупный социал-теоретик, этот гематр. Надеюсь, хоть с ним-то вы незнакомы?
Лючано развел руками:
— Вынужден вас разочаровать. Знаком. Шармаль-младший был моим клиентом. За день до печального конфликта между мной и Гаем.
— Да? — с интересом протянула Юлия. — Борготта, вам случайно никто не говорил…
— Что я затычка в любой заднице? Говорили.
— Кто?
— Один наш общий знакомый. Малый триумфатор и кавалер ордена Цепи.
— Честное слово, я вам завидую. Так достать Гая… Моя заветная мечта. Ладно, продолжим сеанс расового стриптиза.
— Вы так спокойно говорите о вашем… э-э-э… психическом…
— Расстройстве? Дефекте? Заболевании? Не стесняйтесь, я не обижусь. На правду нелепо обижаться. И непродуктивно.
— Я хотел сказать — отклонении. Говоря с инорасцем, без стеснения употреблять термин «шизофрения»…
— Если тотальную расовую шизофрению назвать «распространенным реактивным психозом» или «фрагментарной неадекватностью восприятия», проблема от этого не исчезнет. Ее легче понять и решить, называя вещи своими именами. Мой будущий сотрудник должен знать, с чем ему предстоит иметь дело.