Кукольник
Шрифт:
И вот тогда Фергюсон отчетливо почуял запах следа. Он прошел через весь город, нашел двух бездомных пьяниц, видевших Оскара незадолго до исчезновения, расспросил их, чем конкретно обладал их друг, сравнил полученный список с перечнем предметов, изъятых полицией при обыске трупа и шалаша мулата, и затаил дыхание. Списки были одинаковы! Вплоть до котелка, чайника и количества мелких наличных денег — именно столько Оскар выиграл в кости перед тем, как исчезнуть.
Выходило так, что тесно связанный с Аристотелем беглый мулат по имени Луи Фернье мог быть жив! Фергюсон тут же вспомнил, что сделал неведомый убийца
Теперь лейтенант почти не сомневался, что Платон — фигура достаточно вторичная, и все убийства до единого — дело рук Луи Фернье, выбравшего в качестве конечного пункта поместье Лоуренсов.
Но вот что касается конечной цели Фернье, здесь лейтенант терялся. По одной версии, цель Фернье — семья Лоуренс. Это хоть как-то объясняло жуткую смерть отца Джонатана, и именно на этом настаивал Платон, когда говорил о том, что некто идет «по следам крови Лоуренсов».
Но, с другой стороны, семейство Лоуренс с мулатом Луи Фернье не связывало ровным счетом ничего, а вот Платон когда-то имел к ферме Леонарда де Вилля самое прямое отношение. И могло быть так, что старый ниггер просто прикрывался хозяином, чтобы выжить самому.
Почему так? А бог его знает! Может быть, этого мулата науськал на месть Платону давно уже покойный Аристотель Дюбуа. В любом случае центральной фигурой дела теперь становился Луи Фернье.
К огромному сожалению, смысла в «промежуточных» убийствах, вроде жуткой резни в борделе, Фергюсон пока не видел, и тут снова приходилось притягивать за уши версию о роли Джудит Вашингтон, кстати, тоже принадлежащей к дому Лоуренсов… и все возвращалось на круги своя, а лейтенант Фергюсон чувствовал, что еще немного подобной бессмыслицы, и он просто-напросто свихнется.
За две недели Джонатан и Платон принесли в жертву Мбоа одиннадцать человек, в том числе двух белых — почтальона и бродячего ремесленника. И никогда еще Джонатан не ощущал себя таким сильным и целеустремленным. Он словно опять обрел яркое, красочное восприятие мира — точь-в-точь как в детстве. Но сила в нем уже бродила настоящая, мужская.
Более взрослым становилось и отношение к делу. Джонатан более не стремился любой ценой поразить воображение трех-четырех случайных прохожих. Теперь, вместо того чтобы немедленно выставлять свои жертвы на всеобщее обозрение, он аккуратно обрабатывал новых кукол, подчеркивая характерные черты каждой, а затем припрятывал их по ночам в стогах старого сена, в заброшенных сараях, в недоступном для мышей и собак месте, где-нибудь под стропилами, а то и под мостами и даже на деревьях. Он верил, что придет срок, и каждая кукла обязательно отыграет предписанную ей роль.
Но, что было самым интересным, совершенно не веря в мифического Мбоа, Джонатан остро ощущал, как с каждой новой куклой меняется и его судьба, становясь все яснее и определеннее, а давным-давно поставленные цели обретают реализм и выглядят теперь вполне достижимыми. Джонатан чувствовал, что, если не спешить и тщательно все подготовить, общество получит такой мощный урок, после которого лгать самим себе станет попросту невозможно.
Луи ждал долго. Очень долго. Но
Луи дождался, когда Платон и Джонатан в очередной раз вернутся в поместье, не приближаясь и на полмили, тщательно проследил за ними и вскоре все понял. Каждый божий день эти двое приносили Мбоа одну, а то и две новые жертвы, и сила их росла и крепла день ото дня, а для Луи внимания Мбоа просто не оставалось. Некоторое время он терпеливо ждал поворота судьбы, а потом понял, что дальше тянуть нельзя.
Фергюсон так увлекся распутыванием комбинации Аристотель — Фернье — Платон — Джудит, то прибавляя к ней Джонатана Лоуренса, то отнимая, что даже не сразу понял, что упускает нечто куда более существенное. И только однажды, взглянув на представленный ему список побегов черных, ахнул. В последние две недели сбежало столько же, сколько за десять предыдущих лет!
— А есть уверенность, что они именно сбежали? — спросил он доставившего бумаги сержанта.
— Нет, лейтенант, — замотал головой тот. — У моих соседей вот так вот парочка ниггеров сбежала. Она еще ничего, проворная девчонка, а парень вообще ни к чему не пригодный, такой не то что сбежать, он и до ворот без приключений добраться никогда не мог.
— И мертвыми их не находили?
Сержант пожал плечами.
— Я не слышал. И это… лейтенант… здесь еще не все. Мне специально сказали вам передать — сегодня утром еще четырнадцати штук недосчитались.
— Как так? — непонимающе мотнул головой Фергюсон. — Массовый побег, что ли?
— Ага, — кивнул сержант. — Из поместья Лоуренсов. Но вы не беспокойтесь, шериф уже охотников подключил. Скоро всех возьмут.
Фергюсон медленно достал из кармана платок и вытер взмокший лоб. Он уже чувствовал, что происходит на самом деле.
— Значит, так, сержант. Быстро к Лоуренсам! Подключи всех, кто там на дежурстве, и скажи, пусть прочешут все! Я сейчас подъеду.
— Вы что, думаете, они тоже?… — выпучил глаза сержант.
— Выполняйте! — заорал Фергюсон. — Бегом!
Фергюсон отыскал все четырнадцать трупов прямо посреди тростникового поля, и увиденная картина мгновенно напомнила ему резню в борделе. Та же торопливость, та же неряшливость и та же немыслимая жестокость.
— А куда надсмотрщики смотрели? — мрачно поинтересовался он.
— Так это… — обиженно шмыгнул носом стоящий сбоку старший надсмотрщик. — У сэра Джонатана ниггеры всегда послушными были, никто никуда… мы даже не подумали…
— Отдыхали, значит, — язвительно констатировал Фергюсон.
Надсмотрщик смущенно прокашлялся.
— А где сэр Лоуренс? — повернулся Фергюсон к старшему наряда.
— Отдыхают, господин лейтенант, — настороженно отозвался тот. — Как вчера с охоты приехали, так еще не поднимались.
— Так бегом к нему! — взорвался Фергюсон. — Живо! Вы что, так и не поняли, что он уже здесь?!
— Кто? — оторопел полицейский.
— Луи Фернье!
Слава Всевышнему, Джонатан был еще жив. Лейтенант ворвался к нему прямо в спальню и упал в первое попавшееся кресло.