Кукольник
Шрифт:
Здесь у каждого возникнет
Ряд тревожных опасений:
Вдруг кому-то захотелось
В договоре исключений.
Оттого буквально вмиг
Марта перешла на крик.
Дескать, вовсе не истек
Отведенный жизни срок.
–
Я была столь молода!
Почему всего лишь за ночь
Испарилась красота?
Дабы усилить значение следующей реплики, приоткрывающей завесу тайны касательно поблекшей внешности главной героини, дядюшка Пио заставил чертенка занести вилы над головой и шагнуть в сторону кровати.
– Ошибаешься, хитрица!
–
Заскрипела половица.
–
Просто, если день-деньской
Заниматься лишь собой,
Если в роскоши купаться
Да веселью предаваться,
Время быстро пролетает,
Год за годом отнимает!
Не успеешь оглянуться,
Не успеешь всласть пожить,
Как морщины, словно реки,
Станут кожу бороздить.
Впрочем, что зря распинаться
И смотреться в зеркала?
Договор исполнил точно
Наш великий Сатана!
Дальше чертенок приблизился вплотную к главной героине, поддел ее вилами да унес прочь со сцены, при этом щелкнув напоследок хвостиком, заканчивающимся, как и у большинства его собратьев, заостренным треугольником.
Так сказал рогатый черт
И бедняжку уволок.
Ей в аду давно уютный
Отведен был уголок…
– Конец! – подытожил дядюшка Пио, после чего вышел из-за вертепа и снова склонился перед зрителями в низком поклоне, одновременно выставив вперед широкополую шляпу, где уже позвякивала пара золотых монеток. – В пьесе нашей будет толк, если вынести урок: всяко должное уменье подлежит вознагражденью, ну а сделка с Сатаной приведет к беде большой!
Догадавшись, что ему следует встать возле учителя и тоже поклониться, Октавио сделал несколько робких шагов, но внезапно остановился, поймав на себе укоризненный взгляд старшего брата, который до последнего момента прятался за спинами зрителей. Судя по его реакции, он не пришел в восторг от увиденного, тем самым зарубив на корню столь светлую идею – посвятить свою жизнь кукольному театру.
Разумеется, это не ускользнуло от внимания дядюшки Пио, в связи с чем полностью сконфуженный подросток поймал на себе второй укоризненный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ведь без согласия родителей даровать сыну свободу о дальних странствиях можно было смело забыть, а уж брат точно постарается настроить отца скептически, и никакие доходчивые объяснения, подкрепленные клятвенными заверениями избегать опасностей, положение не исправят.
– Живо иди домой! – достигло слуха Октавио за секунду до того, как площадь утонула в шуме аплодисментов. – У меня, братец, есть к тебе серьезный разговор!
– Зачем я вам нужен? – услышал дядюшка Пио под громкое улюлюканье и завывание ликующей толпы, кинувшейся в срочном порядке избавляться от лишних денег. – Вы же без меня со всеми делами справляетесь.
– Дурак! – огрызнулся брат. – Наша семья не допустит, чтобы кто-то из ее членов превратился в бродягу, выпрашивающего на паперти милостыню! Это может запросто подорвать репутацию!
– Артисты не бродяги! – возмутился Октавио. – И они не выпрашивают милостыню! Они зарабатывают на хлеб показом представлений.
– Не вижу разницы.
– Ошибаешься! Разница существует!
– Интересно, какая?
– Хотя бы посмотри, во что одет мой учитель, и ответь, откуда у него такой роскошный наряд?
– Чушь собачья! Твой учитель теперь я! Повторяю, иди живо домой! Сегодня посидишь в чулане на голодном пайке, а завтра, коль ты у нас неожиданно стал взрослым, отправишься со мной трудиться в отцовскую лавку. Все понял?
– Да.
– Отлично! Скажу по секрету, что мы с отцом собираемся открыть филиал в соседнем городе, поэтому скоро работы значительно прибавится.
– Рад за вас.
– В том числе и у тебя!
Ужаснувшись открывающейся перспективе разделить судьбу предприимчивых, но чертовски скучных домочадцев, Октавио тяжело вздохнул, протиснулся между зрителями и медленно поплелся за братом, даже ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть, чем занимается дядюшка Пио.
Каково же было его удивление, когда на следующий день за окном лавки, внутри которой он усердно сортировал по стопкам монеты, промелькнула повозка, груженная до боли знакомым вертепом.
– Разрешите ненадолго отлучиться, – тут же встрепенулся Октавио, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи.
В том, что повозка остановилась, не было никаких сомнений, иначе бы лошадь продолжила цокать копытами, а детишки не стали бы поднимать галдеж, наверняка сбившись возле нее в кучу.
– Сперва заверши начатое дело, – пробурчал старший брат, углубленно изучая долговую книгу.
– Но мне очень надо! Я сильно хочу в туалет!
– Ладно, пусть идет, раз приспичило, – согласился отец, оторвавшись на секунду от собственной кучи монет. – Только быстро! Одна нога здесь, другая там.