Кукольных дел мастер
Шрифт:
— Тебе я доверяю.
С тех пор в шефе личной охраны Юлии то и дело просыпалась нянька. В такие минуты он становился невыносим. Убедить его, приведя серьезные аргументы, было еще можно, но заставить силой — нет. На людях — преданный телохранитель дочери, Антоний формально, по документам, оставался человеком отца. Он хорошо знал, что властная, энергичная, вполне совершеннолетняя помпилианка в связи с расстройством психики — итогом неудачной антизации — до сих пор не смогла юридически оформить эмансипацию: уход из-под отцовской опеки.
Это случилось сразу после развода. Муж оставил Юлию, заявив, что женщина, давшая согласие на безнравственный и противоестественный
А наместник повторно взял обезрабленную дочь под опеку.
Да, Руф-старший имел над дочерью власть. Хотя и не злоупотреблял опекой без нужды. Частицу этой власти он передал Антонию Децу. Иногда, оставшись с Антонием наедине, Юлия со злой иронией шутила: хотела, мол, стать исполином, а стала — «десятинщицей». Шутку Антоний не принимал, отмалчивался и старался подчеркнуть свой скромный статус охранника.
— Это опасно, госпожа.
— Почему? Я хочу найти Лючано Борготту, не более.
— Перед отлетом с Террафимы я имел разговор с легатом Тумидусом. Кстати, он теперь — военный советник на Михре. Из беседы я вынес одно: с Лючано Борготтой лучше находиться в разных концах Галактики.
— И это ты говоришь, получив от него мои координаты?
— Именно поэтому. Сами видите: я был на Террафиме, вы — на Тамире, а Борготта, судя по коду сообщения — на Тире. И все завершилось благополучно. Я здесь, вы свободны, Борготта — далеко. Находись он рядом, на нас свалилась бы масса проблем. Вплоть до взрыва сверхновой.
Юлия принялась нервно ходить из угла в угол.
— Ты ничего не понимаешь, Антоний. Это мой единственный шанс. Я уже говорила тебе: на «Нейраме», когда он пытался расшевелить роботизированного антиса… — женщина побледнела: воспоминания, даже ослабленные временем, действовали ей на нервы. — Борготта умудрился вовлечь в процесс всех, кто оказался рядом. В частности, он снял мне шелуху.
— Вы говорили, — подтвердил Антоний, спокойный, как статуя. — Извините, я не верю. В отличие от других энергетов, теряющих шелуху во время реализации своих расовых энерго-свойств, мы, помпилианцы, контактируем с рабами без дополнительного расширения сознания. Что, на мой взгляд, говорит в нашу пользу. Мы теряем шелуху редко, взаимодействуя с равным, с обладателем «клейма» — в частности, на дуэлях.
Это было правдой. Имея докторскую степень в области социостратегии, Юлия разбиралась в расовых особенностях энергетов. То, что на жаргоне звалось шелухой, в научном мире именовалось по-разному: расширением сознания, галлюцинативным комплексом, вторичным эффектом Вейса… В любом случае, суть предмета не менялась. Вехдены, работая с «внутренним огнем», брамайны, реализуя накопленный аскезой жар, вудуны, используя возможности Лоа живой и неживой материи — все энергеты в такие моменты помимо реальности, данной в ощущениях, воспринимали еще и псевдо-реальность.
Не всякий раз: по статистике, в трех случаях из пяти.
Звездолет становился весельной галерой. Мегаполис — древним городищем. Космос — степью, где скакали всадники в косматых шапках. Кабина мобиля — алтарем храма. Курортный санаторий — джунглями, и темнокожие дикари плясали вокруг идола, вымазанного кровью.
— Мой мудрый, предусмотрительный страж, — мимоходом Юлия погладила шефа охраны по щеке. — Моя защита и опора. Хочешь, я скажу тебе то, чего ты не знаешь? Да, ты прав: мы, помпилианцы, редко теряем шелуху. Только при прямом контакте двух «клейм». Зато с нашими рабами это случается гораздо чаще. На «веслах» галеры, в аккумуляторной завода, везде, где они служат источником энергии… Вторичный эффект Вейса — участь рабов. А теперь скажи, мудрый Антоний: кто из нас — энергеты?
Она остановилась, наматывая на палец длинную прядь волос.
— Мы — или они?!
— Я не желаю участвовать в подобных диспутах, — Антоний насупился, став похож на обиженного ребенка. — Вы с детства отличались легкомысленностью и неуважением к святыням. Ваш досточтимый отец…
— Оставим моего отца в покое. Вернемся к главному. На «Нейраме» смешной невропаст чуть не разбудил антиса, которого я полагала роботизированным до конца его дней. Этот же невропаст снял мне шелуху. Ничуть не хуже, чем при контакте «клейм». Я, наверное, никогда этого не забуду: башня, костры-вехдены, рыболовные крючки на концах моих волос… Проклятье! Я чувствовала себя, как во время кризисного приступа!
Женщина с трудом удерживала себя в руках. Юлия походила на смертельно больную, которую обнадежили чудесным лекарством. И вот — врач уехал в командировку, никто не знает, где он спрятал лекарство, никто не верит, что оно вообще существовало, и за врачом бежать не пускают…
— Клянусь тебе, это фактически был приступ! Но без негативных последствий. Когда Борготта прекратил свои действия, я оставалась в норме. Хотя минуту назад чувствовала, что захватываю экипаж «Нейрама» в зону моего влияния. И еще: да, мы чуть не сгорели в огне пробуждающегося антиса. Мы стояли на грани гибели. Но сейчас, вспоминая те ощущения, я готова поклясться, что не испытывала в жизни ничего более прекрасного. Из меня не смогли сделать помпилианского антиса. Меня просто изуродовали. А тогда, в рубке искалеченного корабля, я на миг поверила, что я, Юлия Руф — настоящий, полноценный антис!
— Итак, вы утверждаете, — не торопясь, начал Антоний, — что невропаст Борготта почти ликвидировал у Нейрама Самангана последствия роботизации. Что он снял вам шелуху, а затем спровоцировал приступ, избежав негативных последствий. Знаете, я — человек приземленный. Чудеса меня раздражают. Мне легче поверить, что вы попросту влюблены в этого Борготту. Так влюблены, что готовы нестись за ним через всю Галактику. Я прав?
Час назад, когда «Герсилия» приземлилась на Тамире, а Антоний едва не довел помощника альгвасила до инфаркта, подробно объясняя, что сделает с детиной по суду и без, Юлия готова была расцеловать шефа охраны. Сейчас она скорее убила бы его за грубоватую прямолинейность.
Жизнь Антонию спас знакомый помощник альгвасила.
— Простите, госпожа Руф! Мне надо…
Запыхавшись от бега, он активировал сферу внешней коммуникации. Тыча в сенсоры, сбросил на визор данные камер, установленных на крошечном здешнем космодроме. От помпилианцев детина ничего прятать не стал. Похоже, режим секретности тяготил его ничуть не меньше, и он втайне обрадовался разрешению ситуации.
В сфере возникла толпа. Казалось, весь поселок собрался поглазеть на удивительный корабль. Похожие на сугробы, в лохматых шапках, шубах и тулупах, тамирцы окружили яхту, похожую на сегментарный куб. От возбуждения люди чуть ли не подпрыгивали на месте, громко обсуждая потрясающие достоинства «гостьи».