Кукушонок
Шрифт:
Ну и умозаключения. С чего это меня потянуло на такие пессимистические фантазии?
Я снова встаю, делаю несколько шагов по кабинету и, сев обратно за стол, внимательно гляжу на кукушонка.
Тому тоже приходится несладко. И это заметно.
Он бормочет:
— …и вообще все эти мелкие шалости за давностью лет…
— Уверяю, — говорю я. — Для нас, для нашего дела, имеет значение все. Даже такие мелочи.
Я улыбаюсь почти ласково и в те же время значительно.
— Для нас имеет значение все. Абсолютно все. Так что исповедуйтесь, исповедуйтесь.
Кукушонок
Мне в голову приходит некая мысль, и я едва заметно улыбаюсь. Нет, нет, это глупости. Никакой я не придаток рефери, не его прислужник и уж тем более — не раб. Рефери всего лишь страховка, дополнительное подтверждение законности моих выводов. Я и без него могу определить, кто является кукушонком, а кто нет. Рефери просто избавляет меня от утомительной обязанности ловить подозреваемого на слове, расставлять ему ловушки, пытаться взять его на пушку и прочих, прочих, достаточно хитрых и не очень, приемов из арсенала любого стража порядка в любом из параллельных миров.
Конечно, иногда дожидаться вердикта рефери достаточно утомительно. Однако это все же лучше, чем мотаться по измерениям, собирая доказательства вины того или иного кукушонка. Вместо них, по законам нашего мира, достаточно всего лишь вердикта, основанного на анализе поведения подозреваемого, фактов из его биографии, которые он согласится сообщить, и его же реакции на те или иные раздражители. Этого вполне достаточно для того, чтобы рефери мог определить, обладает подозреваемый характерным для кукушонка типом мышления или нет. Если обладает, то, значит, он и является кукушонком. Точно так же как человек, обладающий складом мышления убийцы, рано или поздно кого-нибудь убьет. Так стоит ли дожидаться, когда это произойдет? Может, стоит его обезвредить до того, как он отнимет у кого-то жизнь?
Впрочем, на. эту тему сейчас думать не стоит. Главное сейчас то, что рефери значительно облегчает труд любого дознавателя и никогда не ошибается. Ну, почти никогда. Но отдельные редчайшие ошибки — не в счет.
— …а потом я увидел ее и сразу же подумал, что она предназначена для меня.
— На самом же деле? — холодно роняю я.
— Да, вы правы. На самом деле она предназначалась другому мальчишке. И тогда я не утерпел, тогда я сделал то, чего слегка стыжусь и по сей день. Я ее…
Я вдруг понимаю, что так может продолжаться еще долго. Вроде бы правильные вопросы и подробные ответы. Сигареты и кофе. Вопросы и ответы. Все как положено. Но на самом деле — бег по кругу.
Может быть, необходимо сменить линию ведения допроса? Обдумать новые вопросы? Еще раз проанализировать известные факты. Да на свежую голову, поскольку сейчас я на подобное не способен.
И еще у меня есть скудная надежда на то, что, может быть, сегодняшнего допроса рефери, для правильного вердикта хватит. Сомнительно, но вдруг это все же случится?
Я едва заметно качаю головой.
Наверное, это все-таки — годы. Ранее подобные мысли мне в голову просто не приходили. Тогда меня интересовал лишь сам процесс общения, придумывания неожиданных, сбивающих противника с ног вопросов, анализ его ответов, умение посмотреть на них под необычным углом. А сейчас…
Неужели я уже так постарел? Неужели мне пора на покой? На крохотную пенсию, на гроши, сэкономленные от жалованья, заработанные переработкой?
Ну уж нет. Рано. Я продержусь еще лет пятнадцать— двадцать. А потом… Потом — будет потом.
Сейчас же мне надо решить, имеет ли смысл сегодня продолжать допрос? Может, и в самом деле сделать перерыв, отложить его до завтра? Даже если кукушонка прорвет и долгожданный выброс эмоций произойдет, сумею ли я его правильно использовать, задать нужные вопросы?
— И вот тогда она мне сказала…
— Кстати, — говорю я. — Вы так и не догадались, зачем мы вас задержали и мучаем глупыми вопросами?
— Нет. Откуда? А вы готовы мне это объяснить? Глаза у кукушонка блестят, лицо выражает надежду.
И все же он переигрывает. Я знаю это, чувствую по голосу, по тому, как он тискает свои длинные пальцы. Слишком, слишком долго он это делает.
— Еще рано, — отвечаю я. — Но скоро все выяснится. Не так ли?
— Да, конечно, — говорит кукушонок. — Я на это очень надеюсь.
— Я — тоже.
Некоторое время мы смотрим в глаза друг другу. Кукушонок, похоже, старается угадать, удалось ли ему запудрить мне мозги, а я пытаюсь прикинуть, какова будет его реакция на вердикт рефери. Злоба или подавленность? А может, и то, и другое. Или сначала то, а потом другое. Но скорее всего…
Стоп, прочь подобные мысли. Сначала нужно этот вердикт получить.
— На сегодня, похоже, хватит, — говорю я. — Вы сейчас отправитесь в свою комнату…
— И вы не желаете мне объяснить…
— Всему свое время, — слегка улыбаюсь я. — Все, что мог, я объяснил вам во время нашего первого разговора.
— Но хотя бы в чем меня подозревают?
— Разве вас в чем-то подозревают? Нет, ни в коем случае, — голосом образцового зануды говорю я. — Это обычная проверка, а некоторое ограничение вашей свободы сделано всего лишь в ваших же интересах, и, подчиняясь ему, не делая попыток ускользнуть, вы доказываете свою благонадежность.
— Да, да, — поспешно кивает кукушонок. — Именно — благонадежность.
Я еще раз улыбаюсь ему и нажимаю желтый квадратик у себя на столе.
Искн уводит кукушонка, а я, устало откинувшись на спинку кресла, все же закуриваю еще одну сигарету. Последнюю на работе. Минут через десять я уйду домой. Однако прежде нужно выслушать рефери.
Я нажимаю на еще один квадратик, и бесстрастный голос сообщает:
— Полученные данные полностью обработаны- Если желаете, я могу сообщить вердикт.
— Слушаю, — говорю я.
Рефери оглашает вердикт, и я устало закрываю глаза. Сейчас же становится легче, и я позволяю себе несколько минут настоящего, полноценного отдыха.