Кульбиты крафта
Шрифт:
И не всем я был рад, двое из них, явные представители секс-меньшинства, были накрашенными, скабрезно шутили, но я терпел. Пока руки не распустили, будут жить, я Маше пообещал. Сама она вместе с женской половиной занималась сейчас сервировкой в доме под руководством жены сеньора, несравненной сеньорой Каталиной. МодоСлух доносил женский гвалт и смешки, обсуждали там не столько кулинарные темы, сколько нас, а если точнее, меня.
Маша чувствовала себя там словно звезда. Она едко описывала свою жизнь в России, давала ехидные комментарии
– Удивлён, что у вас в России такая хорошая медицина, - поделился со мной своими мыслями Диего.
– И Машу вылечили, и нашу маленькую Изабелл от смерти спасли.
Не став комментировать, я лишь пожал плечами.
– Мы очень вам благодарны за операцию у дочери. Если вам будет нужна наша помощь, мы готовы сделать всё, что угодно.
– Буду иметь это в виду, - ответил я.
– Вряд ли нам что-либо от вас понадобится, кроме как пользоваться вашим гостеприимством. Маша здесь расцветает, для меня этого достаточно.
– Насчёт этого даже не заикайтесь. Мы от нашей Марии не отказывались даже в самые тяжёлые времена.
Кивнув согласно головой, я отхлебнул из фужера херес. Ёлки-иголки, какой он всё-таки приторно сладкий.
– Надеюсь, если мы решимся приехать к вам в гости, вы нас тоже примете, - продолжил дискутировать Диего.
– Вы же на Урале живёте? Это восточнее Москвы, под Тверью?
– Почти, - ответил я, не став оспаривать географические познания хозяина.
– А медведи у вас по улицам ходят?
– А у вас быков на улицах после завтрака забивают?
– ответил я вопросом на вопрос.
– Какая глупость!
– вклинился в диалог дальний родственник зельеварши с помадой на губах.
– Этого варварства у нас давно нет.
– Всего лишь в 2011-м была последняя коррида, - поправил я его.
– Шесть лет назад.
– И что? Мы всегда были против насилия над животными. Не то, что у вас в стране.
– Педро, остынь!
– остановил Диего поток возмущения заднеприводного родственника.
– Иван - наш гость, а ты его провоцируешь. Нельзя упрекать его в том, что творится в его стране. Ты же знаешь, как там со свободой слова. Он не может ничему протестовать, иначе сразу отправится в ГУЛАГ.
– Не переживайте, у нас со свободой всё в порядке, - уверил я испанцев.
– Вы грязный путинист!
– воскликнул пришедший с Педро такой же мужичонка.
– Все знают, что у вас убивают прямо на улицах и сажают в лагеря за каждое неосторожное слово.
– А у вас никого не убивают и не сажают?
– У нас это делают по закону!
– Ты бы заткнулся, дятел, - перешёл я на грубость.
– Тебе о референдуме про независимость Каталонии напомнить? Где сейчас те, кто его организовал? Уже сидят? Семьсот уголовных дел завели.
Ничем возразить мне этот любитель радужной свободы не смог и сердито засопел. Педро его обнял и поцеловал в губы, от вида чего меня передёрнуло.
Гробовую тишину развеяла подошедшая Маша. В её руке был бокал с кроваво-красным напитком, в котором плавали кусочки фруктов. Увидев мой заинтересованный взгляд, она дала мне попробовать и объяснила, что это сангрия, слабоалкогольный коктейль, называемый иногда "винной окрошкой".
Попробовав, он мне понравился куда более хереса, так что посуду я жене не вернул. Зельеварша сделала на лице недовольную гримасу, но отбирать добычу у меня не стала, а позвала всех домой к столу, который наконец-то завершили накрывать.
– --
Дегустация каталонской кухни избавила меня от необходимости отвечать на провокационные вопросы никак не угомоняющихся гомосексуалистов. Работая челюстями, я оценил конил-амб-каргол, кролика в ароматизированном соусе с улитками, потом фидеуа, паэлью с креветками и курицей, где рис был заменён на макароны, а затем настал черёд фирменного блюда синьоры Каталины. Широкое блюдо передо мной поставила зельеварша, накидав в мою тарелку из него ложкой нечто чёрное.
– Ходэ! Это аррос негре, чёрный рис, - увидев моё сомнение, начала объяснять зельеварша.
– Тётя отлично его делает. Обычный рис, окрашенный чернилами каракатицы. Очень вкусно.
– А у меня эмаль на зубах не окрасится?
– спросил я недоверчиво.
– Мадре Миа, конечно же нет. Гляди, раз мне не веришь, - Маша закинула себе в рот кусочек из моей тарелки.
– Бэса ми куло, ешь давай, не обижай тётю. Она очень старалась.
Последовав совету жены, я начал переправлять себе в желудок новое для меня яство. Действительно вкусно, особенно вон с тем соусом. Когда моя тарелка опустела, я благодушно похлопал по своему животу. Ему каталонские блюда понравились тоже, протестов из желудка не возникало.
– Видишь, как вкусно, - сказала сидящая рядом со мной Маша.
– А ты боялся. Надеюсь, у тебя осталось место для десерта?
Уверив жену, что в меня войдёт ещё столько же, сколько уже было слопано, я налил себе ещё сангрии. За столом все обсуждали семейные дела, которые были для нас непонятными. Кто женился, кто умер, как учатся дети, сколько стоит рыба на рынке. К Маше подбежала девочка, одетая в лёгкое платьице, украшенное цветочным орнаментом.
– Тётя Мария, скажите папе, что я уже совсем здоровая, и мне можно играть с остальными.
– А во что вы собрались играть?
– спросила зельеварша.
– Конечно же в пелоту! Но меня не отпускают.
– Хорошо, Изабелл, но только в моём присутствии.
Встав из-за стола, Маша направилась к родителям племянницы. Прислушавшись к себе, я решил составить ей компанию. Посмотреть, во что играют в Испании дети интереснее, чем не замечать косые взгляды голубков, сидящий по диагонали напротив, а также слушать местные сплетни. Меня расспрашивать о России сеньоры и синьориты опасались. Тореадоры подсознательно чувствовали, что разозлить меня, уральского бычару, просто, а вот справиться потом почти невозможно.