Кульбиты на шпильках
Шрифт:
Вообще-то я мечтательница. Я могу сказать, что я бы съездила в те города и страны, где еще не была. Жизнь никогда не заносила меня в Индию, Антарктиду и на Южный полюс. Я не была на Аляске и в Новой Зеландии. Мне очень хотелось бы побывать на бразильском карнавале, да и в Аргентине есть на что посмотреть. Съездила бы на Кубу: я только проплывала как-то на корабле по заливу, недалеко от Кубы, а вот к самому острову Свободы причалить не удалось. Впереди еще немало мест, где не ступала хоркинская ножка (кстати, признанная в пятерке самых лучших ног неважно какого года). Вот сынишка чуть подрастет, и уже с ним начнем ликвидировать белые пятна на моей карте освоения мира.
Глава восьмая
Шипы и розы больших побед
Итак, Советский Союз распался. Нас, бывших членов сборной команды СССР, кто проживал на территории России, вызывают в Москву. Нам тогда громко объявили: будет сформирована новая национальная сборная. После Олимпиады в Барселоне из россиянок почти
Швейцария – это не просто страна, это сказка. У меня было такое впечатление, что я вошла на страницы ярко иллюстрированной книжки или туристического путеводителя, желающего привлечь в эти потрясающие места побольше путешественников. Я не могла поверить: не сон ли это? Просто нереально красиво!
И в Женевском озере на самом деле удивительно голубая вода. Она не просто чистая, она хрустальная. И сумасшедшие горы с вершинами, увенчанными снегами, которые возвышаются вокруг озера и отражаются в его воде. Увы, посмотреть Женеву, побродить по ее историческим улочкам нам тогда не удалось. С самолета – сразу в спортзал, потом в другой, потом на арену соревнований и снова в гостиницу. И так изо дня в день. Мы видели только гимнастические снаряды и своих соперников.
К тому времени уже утвердили старшим тренером российской сборной Леонида Яковлевича Аркаева. Мы с Пилкиным подготовили к выступлению очень сильную программу. Настрой у меня был весьма серьезный. Но как нужно выстраивать тактически свои выступления на таких соревнованиях и как вести себя, я тогда еще не знала – не было опыта.
Я много хотела от этих стартов, хотела не меньше, чем побед, но распределять себя и свои силы еще не умела. Оттого-то ничегошеньки у меня не получилось – перегорела…
А началось все с того, что я практически не спала по ночам. То состояние, в котором я пребывала, трудно было назвать сном. Может быть, я и спала, но нервная система была на взводе: мысли постоянно работали, прокручивая все элементы шаг за шагом. В этом состоянии полудремы я прокручивала в голове весь ход соревнования, все свои действия, все свои комбинации. Тогда я еще не знала, что тех безмятежных снов, когда я, как в детстве, проваливалась в омут и ничего не видела, у меня больше не будет ни перед одним серьезным состязанием в жизни. Не понимала, что беззаботное спортивное детство кончилось, начался профессионализм на долгие годы и серьезные психологические перегрузки, которые способен выдержать только сильный духом человек и будущий олимпийский чемпион.
В Женеве я этого кошмара перенести не смогла. А психолога, который бы научил справляться с собой, владеть своими эмоциями и самовнушением, в сборной команде тогда не было. У меня был только мой мудрый тренер, который умел настраивать меня перед выходом к снаряду. А вот ночами бороться с собой и своими мыслями, которые раздирали мое сознание, приходилось в одиночку.
Потом со временем в сборной России появился и психолог. И я знаю, что некоторые гимнасты, скажем Леша Бондаренко, Аня Павлова и другие девочки, пользовались его услугами, ходили на беседы, подолгу общались с ней. И, я так полагаю, это им помогало. Кстати, этот специалист и по сей день работает с нашей сборной. Но я все-таки старалась рассчитывать на собственные силы и опыт. Ведь, слава богу, он у меня немалый, и за многие годы в сборной я научилась сама и готовиться психологически, и настраиваться. Тогда зачем мне нужно вмешательство другого человека? Зачем что-то придумывать новое, когда есть хорошо проверенное старое? Тем более что с годами я и сама уже стала для себя профессиональным психологом, – тем более перед стартом.
Даже в Греции, на Олимпиаде, когда я в ночь перед состязанием пребывала в уже привычном состоянии полудремы, я смогла настроить себя на победную борьбу. И если сразу после Олимпиады еще пыталась заниматься каким-то самоедством, что-то внутри себя анализировать, сопоставлять факты, искать причину в себе самой, то сейчас безапелляционно могу заявить: там мне удалось абсолютно все! Причина моей неудачи была не во мне, а в интригах!
Да, я, как обычно, ночь перед стартом провела в полудреме. Но я к этому давным-давно привыкла. И смирилась с тем, что такова особенность моей психики, и от этого никуда не убежать. И давно уже от этого не страдала, не переживала: «Ах, я сегодня всю ночь не спала, я не выспалась!..» Это было нормальное боевое состояние, наработанное годами. Да и на самом деле я не была полностью уверена в том, что не спала. Может быть, мне так казалось. А на самом деле нормально отдыхала, просто подсознание продолжало работать, готовясь к предстоящему состязанию. Я настраивалась… И я благодаря этому уже на уровне подсознания могла мгновенно принимать решения в сложных ситуациях, которые неминуемо возникают по ходу выступления на помосте. Наверное, поэтому и утром я не чувствовала себя разбитой и утомленной. Наоборот, была абсолютно свежей и готовой к бою. А потом мне даже стало нравиться, что именно так подхожу к соревнованиям. У меня действительно во сне прокручивалось огромное количество вариантов борьбы, все было продумано до мелочей.
Но после первой ночи, проведенной в таком состоянии, я перепугалась, переживала, потому что мне казалось, что я не выспалась. Когда же стала прокручивать свое состояние в голове, сама себя спросила: «Почему же не выспалась, если проснулась бодрой и спать совсем не хотелось… Я готова была идти в бой? Готова! Значит, ничего страшного не произошло. Надо это просто принять. Значит, это именно мой, хоркинский подход к предстоящему старту».
Самое главное, что еще после Женевы я поняла, что такого ночного состояния не нужно пугаться. Надо относиться к этому философски. И доверять своим ощущениям. Понятно, что перед стартом катастрофически не хватало времени для того, чтобы все прокрутить в голове. Поэтому и включалось подсознание, которое выполняло за меня всю эту работу во сне. Ведь когда ты выходишь на старт, окунаешься в чудовищную атмосферу борьбы и праздника одновременно. Там – толпа людей, ревущие трибуны, какая-то суета, яркий свет, крики… Все это шокирует. Я же благодаря колоссальной внутренней работе во сне уже ко всему этому была готова, защищена своей внутренней установкой. Считаю, что у меня был свой подход, своя психологическая защита, и я очень рада, что все это выработалось как-то само собой.
Тогда, в Женеве, думаю, что и мои подруги по команде: и Женя Рощина, и Лена Грошева, и Лена Долгополова – тоже были слишком взволнованны и возбуждены перед своим первым большим стартом. Но мы старались не показывать виду и своей растерянности. И надеялись исключительно на то, что сможем противостоять соперницам невероятной сложностью своих программ. Скажем, на бревне. И хотя все спортсменки выступали с набором достаточно сложных элементов, у каждой из нас были такие, которых тогда еще никто не решался делать. Мы совершали по тем временам огромный рывок вперед. К примеру, на бревне у нас троих был сложный элемент – «винт». А я делала его еще и с колеса. И ведь у нас не было страха перед исполнением, перед падением или возможной ошибкой… Хотя тогда, может быть, и не надо было так рисковать. Может быть, стоило выбрать упражнения постабильнее, которые были обкатаны и выполнялись максимально точно и технически выверенно. Но мы еще не знали, что на ответственных стартах лучше делать более отработанные комбинации, тем более на собственных смотринах, когда ты выходишь на международный помост в первый раз, когда только пристреливаешься, когда впервые видишь своих главных соперников и судей, а они впервые видят тебя… Но мы шли ва-банк и ничего не страшились. Так же, как и Аркаев, – он тоже на тех состязаниях, скорее всего, присматривался к положению дел в мировой и европейской гимнастике, оценивал ситуацию: кто из сильнейших еще остается в строю после Олимпиады, кто претендует на их место, кто на подходе и с кем нам предстоит бороться в наступивший олимпийский цикл.
А основными соперницами у нас тогда были румынские гимнасты. Они брали как раз стабильностью своих программ. У нас же, наоборот, на тот период была сложность, но еще не хватало уверенности. И хотя среди румынок тоже было много еще «зеленых» гимнасток, но остались еще и матерые мастера, такие как Джина Гаджан и Мила Милосович. Не просто гимнастки – живые легенды. И мы смотрели на них огромными и удивленными глазами, забыв про то, что теперь они для нас просто соперницы. А на спортивном помосте все сражаются на равных, ни перед кем не преклоняясь, никому не уступая и не отдавая предпочтений. Тогда мы об этом еще не знали. И были скованные, испуганные, зеленые новички. Ну и, естественно, наделали массу ошибок во время выступлений, попадали со снарядов. И медалей никаких не завоевали. Опыт поражений – это тоже опыт, который, если ты стремишься к спортивному росту, складывается со временем в копилку твоих будущих побед. Кроме того, мы увидели расстановку сил. Нельзя сказать, что мы ни капли не расстроились. Зато теперь уже точно знали, что нам делать и в каком направлении. Кроме того, мы показали свои новые программы, сделав тем самым достаточно серьезную заявку на будущее. И все теперь знали, что по сложности они значительно выше, чем у всего гимнастического бомонда на тот день, что нам нужно только нарабатывать стабильность их выполнения. А это уже вопрос времени. Во всяком случае, и мы, и тренеры были спокойны насчет будущего. И Аркаев в нас поверил.