Куликовская битва
Шрифт:
Тупик поднял окровавленную голову и плюнул в лицо Челубею.
– Собака-урус! – ощерился Челубей.
Он выхватил из рук стоящего рядом нукера короткое копье и вонзил его в пленника с такой силой, что наконечник копья вышел у того сзади между лопаток.
Глава девятая
Салджидай
На одном из переходов повозка, в которой ехала Настасья, опрокинулась на глубоком ухабе. Настасья вывалилась наружу через разорванный полог и едва не угодила под копыта проезжавшего мимо верхом на коне знатного татарина.
Взглянув
– Чья ты, красавица? – обратился к Настасье незнакомец.
Он был молод и строен. Его лицо с тонкими чертами было усыпано темными точками угрей. Раскосые глаза его светились каким-то сластолюбивым блеском, на сочных красивых устах блуждала непринужденная улыбка. Одет незнакомец был не просто богато, но роскошно. Епанча, штаны и плащ на нем были из дорогой тонкой ткани, расшитые узорами из золотых ниток. Круглая тафья на голове была из малинового алтабаса с золотыми кистями.
Настасья с изящным поклоном поведала щеголю, что ее хозяином является сотник Сужан из кипчакского рода Эльбули.
– А! – протянул незнакомец и, не касаясь стремян, взлетел в седло.
К Настасье приблизилась служанка другого военачальника из рода Эльбули, возок которой всегда следовал за повозкой Настасьи.
– Знаешь, кто сейчас был перед тобой? – спросила пышнотелая Аза, кивнув Настасье на удаляющийся рысью небольшой конный отряд, во главе которого мчался юный щеголь в малиновой шапочке.
Настасья отрицательно помотала головой, собираясь взобраться на передок повозки.
– Это же сын Мамая! – с восторженным восхищением в очах промолвила Аза. – Красавчик, правда?
– Это Салджидай? – Настасья невольно вздрогнула.
– Ну да! – кивнула Аза.
Мимо со скрипом тянулись крытые материей возы, запряженные мулами и лошадьми, важно вышагивали вереницы верблюдов, груженные огромными тюками, семенили ослы, к спинам которых были приторочены кожаные емкости с водой и простоквашей. Возницы и погонщики кричали Настасье и Азе, чтобы те не загораживали путь.
Настасья запрыгнула в возок и хлестнула мулов тонким длинным хлыстом. Аза убежала к своей повозке.
На закате дня, когда татарская орда разбила лагерь возле небольшой речушки, Настасья только-только выгнала мулов на пастбище и приготовилась разжечь костер. Вдруг появился Сужан с каким-то замкнутым лицом. Он велел Настасье собрать свои вещи.
– Зачем? – удивилась Настасья.
– Тебя купил Салджидай, сын Мамая, – хмуро ответил Сужан. – Теперь ты принадлежишь ему.
– Зачем ты продал меня Салджидаю? – с негодованием воскликнула Настасья, швырнув себе под ноги трут и огниво. – Как ты мог, Сужан! Ты же говорил, что не можешь жить без меня!
– Пойми, Настжай. Я не мог отказать Салджидаю. – Сужан старался не смотреть в глаза Настасье. – У Салджидая огромная власть и могучие покровители, а я – простой сотник.
– Понимаю, – криво усмехнулась Настасья, хотя в душе ей хотелось разрыдаться. – Оказывается, ты смел и настойчив, если дело касается твоего юного двоюродного
Вскоре пришли слуги Салджидая и увели Настасью туда, где стояли юрты и повозки, принадлежавшие сыну Мамая.
Настасью передали служанкам-татаркам, узкоглазым и плосконосым, которые привели ее в просторную юрту, украшенную расписными циновками. Служанки раздели Настасью догола, обтерли ее тело влажной губкой, смоченной в каком-то ароматном зелье. Уста Настасьи и соски ее грудей служанки выкрасили алой краской, таким же цветом ей подкрасили ногти на руках. Нижние веки Настасьи служанки подкрасили зеленой краской, а верхние – голубой, ловко орудуя тонкими кисточками. Длинные русые косы Настасьи татарки расплели и расчесали большими деревянными гребнями, затем под руками служанок густой поток волос Настасьи опять превратился в косы, на этот раз в четыре. Эти косы были уложены на голове Настасьи в замысловатую прическу. Глядя на себя в бронзовое зеркало, Настасья мысленно приходила в ужас от своего внешнего вида.
Служанки же – все трое – были очень довольны своим творением. Переговариваясь между собой, татарки восхищались длинными густыми волосами Настасьи, годными для создания самых разнообразных причесок.
В завершение всего служанки навесили на грудь Настасье тяжелые золотые ожерелья с драгоценными камнями, а ее руки украсили несколькими золотыми браслетами. Бедра Настасьи укутали тонким прозрачным покрывалом, закрепив это подобие длинной юбки узорным пояском.
– Дивно! Чудно! – умилялись татарки, оглядывая Настасью, как куклу, со всех сторон. – Очень хороша! Господин останется доволен!
Внезапно одна из служанок, та, что постарше, мягко ощупала живот Настасьи.
– Ждешь дитя? – негромко спросила она, чуть нахмурив свои черные густые брови. – Давно?
– Уже четыре месяца, – ответила Настасья, ощутив в груди недобрый холодок беспокойства.
– Не говори об этом господину, а то… – прошептала татарка, глянув в глаза Настасье, и осеклась. Затем торопливо дополнила: – В общем, не говори, и все!
Служанки удалились, оставив Настасью в полном одиночестве среди ковров и разбросанных подушек, в полумраке, который с трудом рассеивали оранжевые язычки двух светильников на высоких подставках из зеленоватого самшита. Вся обстановка юрты состояла из широкого низкого ложа, сплетенной из тростника ширмы, скамьи и двух сундуков. Очага в юрте не было.
Усталость, навалившаяся на Настасью, вынудила ее прилечь на ложе. Она не заметила, как уснула.
Пробудилась Настасья от тяжести, которая давила на нее. Открыв глаза, она увидела прямо перед собой улыбающееся хмельной улыбкой угреватое лицо Салджидая. Ее новый господин был обнажен и, устроившись между раздвинутыми ногами Настасьи, сильно и резко таранил ее лоно своим твердым жезлом. Каждое движение Салджидая отзывалось во чреве Настасьи тупой болью.
Иногда Салджидай замирал и тянулся своими влажными губами к накрашенным устам Настасьи, впиваясь в них жадным неумелым поцелуем. Он не столько целовал Настасью, сколько кусал ее. Настасье было больно и противно.