Кулинар
Шрифт:
По дороге Чинарский узнал много бесполезного из ее жизни. Его вообще мало интересовало ее существование, полное мелких драматических событий и крупных бытовых проблем. Он вдыхал полной грудью весенний воздух и поздравлял себя с удачей. В холодильнике у него стояло полбутылки фанты, валялся один лимон, а в ячейке для яиц лежала очищенная луковица. Имелись еще макароны, купленные месяца три назад, несколько картошек, сахар и чай. Чего еще нужно человеку? – думал он, шествуя под ручку с Валькой.
Они поднялись на скрипучем, изукрашенном похабными граффити лифте на седьмой этаж, предварительно подвергнувшись «досмотру» и пересудам со стороны дворовых бабусь. Чинарский по своему обыкновению иронично кивнул им и взял под козырек; Валька же прошла с горделиво поднятой головой, с полыхающей розой в руке.
В двухкомнатной квартире Чинарского не то чтобы царил беспорядок, но все имело откровенно затрапезный вид: истертые, сальные во многих местах обои, раздрызганный сервант, драный диван, продавленное кресло у телевизора совдеповских времен, стол с безнадежно испорченной полировкой. Кухонный и туалетный кафель самым наглым образом отваливался, обнажая цементные руины; старенькая двухконфорочная плита была забрызгана жиром; раковина подозрительно серела, а в центральной своей части и чернела, покрытый рваной клеенкой обеденный стол-буфет казался чересчур громоздким.
Валька огляделась, нашла на серванте пыльную вазу в виде нефритового стержня и пошла в ванную. Там налила в вазу воды, не вытряхивая из нее сгустившейся на дне пыли, и опустила в нее розу прямо в обертке.
Чинарский деловито выгрузил из пакета бутылки и банки, поставил их в кухне на стол. Полез в навесной шкафчик за посудой, а потом достал из холодильника нехитрую закуску.
– У меня там окорочка – накалымила, – сказала Валька, вновь появившись на кухне.
– Правда, что ль? – улыбнулся он, обнажая желтые зубы.
– Правда, – кокетливо повела плечами Валька. – Достань.
– Айн момент. – Чинарский вытащил газетный сверток.
Развернул. И в самом деле – окорочка. Целлофановый пакет протек, газета намокла. Чинарский достал две «ножки Буша».
– Неплохо! – восхищенно прищелкнул он языком. – Ты всегда так?
– Это еще ерунда. Бывает, по двести граммов на кило обвешиваю.
– А инспекция? – игриво приподнял брови Чинарский.
– Раз на раз не приходится, – философски ответила Валька.
Чинарский ею залюбовался: полногрудая, не толстая, но с увесистым задом. Она сняла красную вязаную кофту и теперь мозолила глаза своими мясистыми грудями. Синтетическая водолазка только подчеркивала их немалый объем.
Чинарский бросил окорочка, быстро сполоснул руки под краном и обнял Вальку. Не давая ей опомниться, полез под юбку. Мешали шерстяные колготки. Чинарский принялся их стягивать, задыхаясь от нетерпения. Валька провоцирующе хохотала и дергала бедрами.
– Нет, так дело не пойдет, – с досадой сказал Чинарский, усаживая Вальку на табурет. – Давай снимай эту дрянь.
– А это? – кивнула она на окорочка.
– Потом, – отмахнулся Чинарский. – Вначале – святое!
Первым делом он поставил бутылки на пол, в дальний угол. Потом встал перед Валькой на колени и снова, пыхтя и ругаясь, взялся за непослушные колготки. К его разочарованию, под шерстяными оказались обычные – телесного цвета, рваные на самом загадочном месте.
Валька заартачилась.
– Сама! – вопила она, пытаясь оттолкнуть Чинарского ногами.
Но Чинарский оказался проворней. Он стащил рваную лайкру.
– Дай я сама! – упрямилась она.
Его рука уже стягивала ее трикотажные трусы. Он снял их – синие, дырявые, пахнущие кислым молоком. Чинарский с хохотом поднес их к носу и шумно втянул в себя их спертый запах. Валька завизжала.
– Да это же самый смак! – Он отбросил трусы, и те угодили на подоконник, повиснув на корявом высохшем кактусе.
– Черт рогатый! – орала Валька, а Чинарский, напевая что-то вроде «лап там ти будуда», лапал ее немного отвислый зад.
Он приподнял Вальку, демонстрируя недюжинную силу, и, как в каком-нибудь эротическом фильме, со страстной неосторожностью опрокинул ее на стол-буфет. Валька заголосила еще более пронзительно.
– Крошка. – Хриплый шепот Чинарского защекотал Валькины уши. – Ты ничего не понимаешь в мягком порно.
Он схватил вихляющиеся в воздухе, бесстыдно и беспомощно задранные Валькины ноги и притянул ее к себе. Куриные окорочка, оставив на волосах Вальки влажный и липкий след, рухнули на пол. Остальная закуска слетела тоже. Один из стаканов уцелел, другой разбился.
Это только раззадорило Чинарского. Он молниеносно расстегнул штаны и, еще раз резко надвинув Вальку на себя, всадил ей по самую сурепку. Валька тут же сдалась и обмякла. Теперь из ее глотки вырывались только урчащие животные звуки. Чинарский методично работал своим членом, крепко держа Вальку за ноги. Как ни был он возбужден, все же с особой сатанинской ясностью отметил про себя, что высота стола идеально подходит для таких забав.
Вырывающиеся из Валькиной гортани стоны становились все сладострастнее и ненасытнее.
Чинарский изощрялся в умении доставлять женщине наслаждение. Он наверчивал Вальку на свой конец, как шайбу на болт, крутил, дергал из стороны в сторону, на секунду отстранялся, чтобы потом с удвоенной силой натянуть.
Производя все эти манипуляции, он видел, как в открытом Валькином рту – как раз в дыре между зубов – пузырится пена близкого оргазма. Щеки Вальки горели, как на морозе. Теперь она лишь плотоядно всхлипывала.
Чинарский резко тряхнул Вальку, разрушив ее оргиастические грезы. Она бурно задышала, безвольно подавшись, словно куриный окорочок. На лице Чинарского застыла гримаса кропотливого работника, преследующего недостижимый идеал. Эта гримаса тем не менее походила на кривую усмешку, так что Валька, вынырнув из блаженного забытья, вырвала ногу и лягнула его.
– Не лыбься, черт! – осипшим от желания голосом произнесла она.
– Дура. – Чинарский еще раз хорошенько тряхнул ее и, закатив глаза, притянул на себя. Не в силах больше сдерживаться, он дал волю подпирающему наслаждению.