Кулинарное путешествие в недавнюю эпоху

Ланиус Андрей

И стояли в ней отнюдь не только студенты либо бомжи.

Основу очереди, как это ни парадоксально, составляли вполне солидные, определенно состоявшиеся мужчины всех национальностей, а некоторые приезжали за этим копеечным лакомством даже на автомобилях.

Что за загадка такая!

Вероятно, имелся в этих пирожках некий магический смак, который разжигал аппетит.

Недаром же существует восточная сказка о падишахе, который пленился

запахом отрубей, и начал вкушать сей отнюдь не царский продукт, приносимый ему тайно, под страхом смертной казни, неким поварёнком.

Солидные покупатели не мелочились: брали пирожков «ухо-горло-нос» сразу на рубль, то есть, 25 штук.

Кстати, большие пакеты из плотной коричневой бумаги были рассчитаны именно на такое количество.

Эта закупка обычно привозилась в родной коллектив «к утреннему чаю» и мгновенно расхватывалась благодарными сотрудниками.

В ту пору я был знаком со многими ташкентскими журналистами и литераторами.

Некоторые из них, время от времени, может, раз в месяц, подчиняясь внезапному порыву, сворачивали вдруг на Беш-Агач, закупали там пирожки и привозили в нашу редакцию.

Сколько уж лет прошло, а до сих пор вспоминаются эти пирожковые трапезы.

С точки зрения семейного кормильца тех лет, главным продуктом розничной торговли являлось мясо. Наличествовали в магазинах мясо и мясопродукты, вот и прекрасно, остальное как-нибудь приложится. Исчезло мясо, а также изделия из него — колбасы, сосиски, сардельки, значит, жди по телевизору бесед про неурожай. Опять там, на верху, чего-то у них не срослось.

Как же обстояло дело с главным «стратегическим» продуктом питания в Ташкенте в эпоху генсека Брежнева?

Обращусь опять же к личному опыту.

В середине 70-х я работал прорабом в строительно-монтажной организации, которая возводила высоковольтные линии электропередач в Ташкентской области.

На трассу бригада выезжала на полную рабочую неделю, и в понедельник с утра мы закупали в складчину продукты для готовки. Первым пунктом в списке значилось, конечно же, мясо.

Иногда его удавалось купить в первом же магазине по пути, но чаще приходилось сворачивать то в узбекскую махаллю, то в корейский «таун», куда редко заглядывали случайные покупатели, и там искать мясные ларьки.

Благо, в нашем распоряжении имелся бригадный автомобиль, а бывалые монтажники, представители самых разных национальностей, могли найти общий язык с любым строптивым продавцом.

Так или иначе, но за весь период моей работы на объектах Ташобласти, а это около двух лет, мы ни разу не выезжали на трассу без мяса.

Примерно таким же способом наполнялись домашние холодильники: мясо в продаже имелось, но его нужно было искать, не жалея ног. Впрочем, случались денечки, особенно в канун праздников либо важных государственных мероприятий, когда главный продукт появлялся на прилавках в изобилии, так что продавцам приходилось даже скучать в отсутствии наплыва покупателей.

Кроме того, в те времена в каждой сколько-нибудь солидной производственной организации имелись ОРСы — отделы рабочего снабжения. Через ОРСы члены коллектива получали целый ряд дефицитных продуктов, в том числе мясо — как правило, по два килограмма на руки в неделю.

Еще один важный аспект: помимо государственного, продавалось также кооперативное мясо.

Если государственная говядина (с костями) стоила 1,8–1,9 руб. за килограмм, то кооперативный продукт (качеством повыше, но тоже с костями) — 2-90. То есть, разница в среднем составляла рубль.

Кооперативное мясо имелось в продаже всегда. Даже за пять минут до закрытия ларька, можно было подойти к прилавку и купить приглянувшийся кусок безо всякой очереди.

В своей массе, народ игнорировал кооперативное мясо, по причине нравственного свойства, не желая отдавать лишний рубль «спекулянтам».

Люди предпочитали простоять лишний час в очереди, но отовариться «как все», по «нормальной» цене.

У кооперативных ларьков я никогда не видел очередей, за редчайшим исключением, да и можно ли было считать очередью стайку из 3–4 покупателей?

Повторяю, кооперативное мясо по 2-90 лежало на лотках всегда — от открытия до закрытия ларька; по своему качеству оно превосходило магазинное, а цена всё же была вполне доступна для абсолютного большинства семейных кошельков.

Но народ берёг свой трудовой рубль.

Не будет большим преувеличением сказать, что в «застойные» времена весь Ташкент дымился от углей бесчисленных мангалов.

Узбекский шашлык имеет свои особенности.

Как правило, это небольшие шпажки чуть длиннее ладони, на которые нанизывают 5–6 кусочков маринованной говядины, каждый размером примерно с половину спичечного коробка.

Один готовый шашлык стоил по ценнику 21 копейку, но, как извещал тот же ценник, без стоимости хлеба. Небольшой кусочек хлеба, добавленный к шпажке, увеличивал стоимость заказа до 25 копеек. Таков был молчаливый уговор в пользу шашлычника, которому прощалась эта маленькая торгашеская хитрость. Протестующих, в целом, не наблюдалось. Ладно, пусть будет 25 копеек, лишь бы мясо не было жестким!

Итак, рубль обменивался на 4 шпажки, и этого было вполне достаточно, чтобы «заморить червячка» человеку средней комплекции.

Продавался также молотый шашлык, тоже маринованный — этакие колбаски из фарша с луком, нанизанные на стандартные шпажки. Молотый шашлык назывался люля-кебаб и стоил 19 копеек (опять же, без стоимости хлеба). Люля-кебаб пользовался меньшей популярностью, хотя имел своих почитателей.

Но истинные ценители шашлыка обычно шли в «яму».