Культ свободы: этика и общество будущего
Шрифт:
"Физическое" равенство, равенство в свободе – следствие обессмысливания насилия и условие перехода к договору, справедливость власти – любое иное равенство, кроме того какое надо. Но проникаясь моральным долгом, разум успешно перенес равенство из мира свободы в мир насилия, превратив его, таким образом, из физического в геометрическое. И понять его можно! Справиться с частной собственностью, отделив честно заработанное от насильственно изьятого, непросто. Избавиться от насилия – еще сложней. Власть и добро смотрятся вместе так органично! Обнаруженное математическое совершенство помогает власти руководить публичной сферой, добиваясь иллюзорной экономичности, эффективности, оптимальности. Но все это возможно только с точки зрения личной цели и личной пользы, согласованной со всеми строго добровольно! И попирая аморальную индивидуальную выгоду, озабоченная власть порывается заменить ее социально справедливой выгодой "всех", полученной просто и красиво – операцией "+". Жаль только, справедливость общего счастья проталкивает в публичную сферу и свою основу – принуждение к жертве ради названого счастья, постыдно оправданное выводом должного из сущего,
Я надеюсь вы согласитесь друзья, что государственное добро, в виде уравнительной справедливости максимального "общего" благосостояния, "общего" развития и "общей" эффективности, и теоретически аморально, и практически бесперспективно, как всякое суммирование людей. В экономической войне государств, "общее" может и имеет смысл, но рядовым бойцам от государственных побед проку мало. И если уж говорить об уравниловке – как же быть со свободой, генерирующей неравенство с эффективностью, которой позавидовал бы вечный двигатель? Означает ли свобода отсутствие справедливости? Оптимальности? Экономичности?
Еще как! – сказала бы заботливая власть.
Насилие проникает в любую деятельность, но выправлять одно другим – увеличивать его в два раза. Одобряя насильственное перераспределение неправедно полученной прибыли, философия взялась не за тот конец. Прибыль – результат, но есть еще и начало, есть еще и процесс. Свобода, зафиксированная договором, выражается в длинном перечне правил, которым надлежит следовать. Результат правилен, если он следует из правил. Правильность – тоже вид справедливости, причем единственный, согласующийся с договором. Можно сказать, процедурная справедливость – это и есть договор. Такая справедливость устанавливает приемлемые границы насилия заранее – до того, как действие совершилось. Она уравнивает не результат, а условия процесса. Общество справедливо, если оно построено правильно и правилам следовали честно. Пока же мы имеем рынок, где правила успешно устанавливают те, кто правит, и политику, вне всяких правил безуспешно уравнивающую результат. Но тогда что же такое справедливые правила, лежащие в основе общества? Это то, чего философы никак не могут найти.
4 Ценность человека
Вы вероятно уже устали удивляться, почему я так долго жалуюсь не по делу? Простите, братья мои, и правда – вот уже конец письма, а я все никак не подберусь к его началу. Дело в том, что такое удивительное понятие, как "право на жизнь" просто невозможно отделить от описанной выше путаницы.
В списке прав подневольных государственных детей это право занимает почетное первое место. Трудно отделаться от ощущения, что это неспроста. Мало у кого вызывает сомнение такое, не то что естественное, а прям таки священное право. После него остальные права принимаются как-то всем сердцем, уже не думая. Но, на самом деле, оставив в стороне неоспоримый факт, что это не общество дарит жизнь, задумаемся – что означает право на жизнь? Очевидно, право жить. Но право – не просто чьи-то возможности, но и чьи-то обязанности. Государство бдительно охраняет нас день и ночь? Заботливо лечит? Добросовестно спасает от аборта? Скорбно хоронит, когда мы умираем? Нет, государство не любит обязанности. Куда больше оно любит запрещать. И потому перво-наперво оно запрещает физическое насилие. Не ради нас, ради себя – самосохранение и есть его первая забота. Запрещает, насильно собирая с нас за это дань. И получается, мы платим государству, чтобы жить. Право на жизнь – это обязанность платить за нее, то есть как раз нарушение этого права. И попутно, запрещая умирать по своему желанию, государство фактически обязывает нас пользоваться этим великим правом.
Но, разумеется, не для констатации этого очевидного факта я так долго говорил о морали и равенстве. Охрана жизни государством – пример уравнительной справедливости и морального конфуза в экстремальной форме, приоритет самой что ни на есть личной морали в самой что ни на есть публичной сфере. Именно право на жизнь, за которое приходится платить, трансформируется в моральное право требовать хоть что-то взамен. И не от родных и близких, хотя уже и это не очень-то морально, а от посторонних. Но если в личных отношениях помощь естественна и не вызывает никаких проблем, кроме разве что ее излишков, то в масштабах общества она выливается в принципиально нерешаемую задачу. Оттого-то и выполнение упомянутых ранее, глубоко чуждых государству обязанностей, оно довело до степени катастрофы. Однако избежать ответственности за них, равно как и катастрофы, а потом и ответственности за катастрофу, государству вряд ли удастся.
Чтобы проследить всю цепочку, начнем с простого вопроса. Как распределяется право на жизнь, кто оказывается его достоин?
Безусловно такое священное право, как право жить, предполагает абсолютное равноправие, иначе смысла в нем нет никакого вообще. А поскольку смысл в нем видят буквально все граждане, надо признать – у всех нас есть одинаковое право жить. Иными словами – жизни всех нас равноценны. Но так ли это на самом деле? Нет, в данном случае я говорю не о практике, где давно примелькалась и особая забота о жизнях политиков, дипломатов и полицейских, и сомнительная забота о жизнях военнослужащих и заключенных. И не о том, что платим мы за заботу далеко не поровну. Я говорю о принципе. Просто поразмышляем. Право – конструкция общественная. А значит и должна оцениваться с этой точки зрения. И с этой, публичной, экономической – ибо публичная другой не бывает – точки, сразу видно, что жизни людей, как бы ни хотелось их обьявить равноценными, совсем не таковы. Для всего человеческого общества – огромной суммы индивидов, включая тех, кто еще не родился – великий человек не равен бомжу.
Вопросы эти приходится решать людям. Лично. Без помощи государственной инструкции, закона или права. И оказывается, что нет универсальной ценности жизни "вообще". Ценность есть всегда для кого-то. Для матери бомжа, сын – бесконечно дороже самого великого гения. А влюбленные друг друга ради готовы пожертвовать даже родными. Нет и абсолютного права на жизнь. Оно абсолютно только в рамках какой-нибудь пафосной, надуманной идеологии. У нормальных людей лишить жизни врага – доблесть. Отдать свою ради друга – долг. Убить злодея спасая ребенка – геройство. При чем тут государство и общество, с их искусственными, неизвестно как раздаваемыми социальными статусами? Жизнь – субьективное, личное, персональное дело. Все что требуется от посторонних – не лезть куда не надо со своей непрошенной, формальной заботой. Оставить мораль живым людям – семье, родным. Там, где жизнь дается и куда она уходит. Общество не скорбит о тех, кого не знает. Рождение, забота, уход в мир иной – это все дела близких. Они решают, как долго заботиться о человеке пока он растет, сколько поддерживать, пока он умирает, как содержать, пока он болен. Им же, в конце концов, и решать как быть с преступниками, самим выбирая меру – между максимальным наказанием и полным прощением. Дело общества – лишь предоставить им такую возможность и, на всякий случай, проконтролировать результат. Откуда вообще у чужих моральное право наказывать? Зато виновные в свою очередь обязаны отвечать перед пострадавшими, а не перед безликим бюрократическим аппаратом. Мораль покоится не на страхе абстрактного наказания, а на чувстве ответственности перед людьми, конкретными людьми. Общество, в конце концов, это люди, а не машина. И жизнь человека принадлежит не обществу – она принадлежит его родным. Это и их право, и их обязанность друг перед другом.
Пока же безликое государство превращает таких же безликих подданных в одну большую семью, делая вид что все равны и любимы, но под этой фальшью неизменно скрывается деление на аристократию и плебс, на элиту и стадо, на избранных и отверженных. Забота государства о жизнях подданных распределяется пропорционально их общественной ценности, иначе и быть не может. Только ценность эта уж очень необьективна, как и сама государственная "мораль".
5 Или стоимость?
Вы еще больше сконфузились, братья мои? Понимаю. "Перед законом все равны". Но должен ли сам закон быть одинаков ко всем и каждому? Не поможет ли сконфуженной Фемиде удаление повязки? Давайте поразмышляем. Право на жизнь означает как минимум обязанность защищать и охранять. Но с какой стати в свободном обществе кто-то должен кого-то охранять? Публичная сфера – это посторонние люди. Если какое-то дело кому-то полезно, значит кому-то другому оно должно быть выгодно. Именно так и работает общая польза – это баланс потребностей и возможностей. Это совместное преодоление детерминизма. Если совершается насилие – кто-то страдает. Значит он нуждается в услуге общества – полиции, следователей, суда – за которую платит. А потом получает с виновного компенсацию. И наказывает его. Общество – лишь клубок интересов и надежд на нужный результат. А сейчас? Ну кого волнует результат? Государство? Ему плевать. В государстве человек – строчка статистики. Винтики системы? У них свои заботы – отчетность, перевыборы, сокращение штатов. Не говоря о старой доброй коррупции – отличном примере истинной государственной морали, естественным образом вытекающей из ситуации, когда общая польза складывается из неравных потребностей умноженных на неравные возможности.
Но как же общественная безопасность, спросите вы? Как нам защищаться от лесных жителей? Не думаю, что нашим скромным мозгам следует предугадывать коллективные решения будущего договора. Но точно знаю – в свободном обществе все делается добровольно. Предполагаю, что если не насиловать всех и каждого, уравнивая в правах, то есть шанс, что разумные люди смогут без посторонней помощи выяснить кто и как в ней нуждается, индивидуально. Нет, не убивая друг друга. А, например, самим оплачивая ее. Ведь люди имеют ценность только для родных, в обществе люди имеют стоимость. Вы уже возмущаетесь? Я тоже. В наше дикое время ценность человека, полученная экономически, т.е. стоимость, не сильно отличается от издевательства. Вся она – нужные связи, доступ к капиталу, богатые родители, в лучшем случае удача. Любой разумный человек возмутится, если ему предложить оценивать ценность человеческой жизни по количеству насильственно изьятых у окружающих денег. Но мы, братья мои, размышляем о принципах, верно? О принципах свободного, справедливого общества, где статус человека эквивалентен его пользе для всех? Так вот, позволяя нам самим платить за себя, такое общество как раз и гарантирует каждому право жить – настолько, насколько каждый этого желает и более того – заслуживает. И тогда вдруг выяснится, что добропорядочный труженик может расходовать на свою безопасность куда меньше отпетого мошенника, а скромный вежливый верзила – мелкого трамвайного хама. Все склонные к жизни по лесным законам будут полностью отрабатывать свои провинности, а не получать вместо этого из казны материальное обеспечение "равного" права отравлять другим жизнь, да еще оплаченное пострадавшими.