Култи
Шрифт:
— Для меня это важнее всего на свете, знать, что ты так взбесился, беспокоясь обо мне. — Я не могла перестать улыбаться.
И он сказал.
— Это не должно быть смешным. Почему ты улыбаешься?
— Потому что.
— Что?
Я скривила губы и посмотрела на него спокойным взглядом.
— Я видела игру, в которой твоего товарища по команде — Келлера — схватили так, что вывихнули четыре позвонка. Камера приблизилась к тебе, а ты завязывал бутсы или что-то в этом роде. Не знаю, почему я только сейчас вспомнила об этом. Два моих любимых
— Я волнуюсь о разном, — возразил он.
— О? Например, о чем?
— Победа.
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Ладно.
— Мои рыбки.
Его рыбки. Иисус Христос.
Култи медленно моргнул и долго ничего не говорил, хотя я старалась не спускать с него выжидающего взгляда. Когда он наконец ответил, это застало меня врасплох.
— Ты.
Я.
Подождите. Я?
Я почти уверена, что просияла. Слова просто вырвались из меня, безудержные и честные.
— Знаешь, твоя дружба для меня важнее всего остального в этом мире.
Он не прерывал зрительного контакта, когда потянулся назад и схватил фруктовую композицию, наконец решив поделиться. Я взяла ее и осмотрела, вынимая в процессе осмотра клубничку в шоколаде.
— Ты получил на это скидку?
— Нет. — Он помолчал. — Почему спрашиваешь?
Я искоса взглянула на него, прежде чем откусить от ягоды.
— Половина фруктов пропала.
Немец протянул руку и взял виноградину, которая изображала сердцевину у цветка из ананаса.
— Ничего не пропало. Я съел их.
Я зажмурилась, чтобы не рассмеяться. Он либо не заметил это, либо ему было все равно.
Прошел час или около того, а он все еще не уходил. Потом пришла медсестра из вечерней смены, чтобы проверить меня.
— Мисс Касильяс, как дела… — Бедная женщина закрыла рот, ее глаза округлились при виде Немца, сидящего в кресле, его ноги находились совсем рядом с моими. Было заметно, как она сглотнула, пока метала взгляд туда-сюда между нами двумя.
— О, я и понятия не имела, что у вас гость. — Она прочистила горло. — Время посещений уже прошло, но... — Медсестра снова откашлялась, ее щеки стали ярко-красными. — Я могу хранить тайну, пока вы молчите об этом. — Ей было чуть за тридцать, молодая и хороша собой. Ее взгляд то и дело возвращался к нему, слегка поблескивая.
Она ушла через несколько минут, быстро проверив, нет ли у меня признаков неминуемой смерти.
— Если вы планируете остаться подольше, вы можете вздремнуть, у кресла в углу есть подставка для ног, которая выдвигается и откидывается.
Я подождала, пока мы не остались одни, прежде чем спросила:
— Ты собираешься остаться?
В ответ он снял кроссовки, оставаясь при этом в ярко-белых носках. Полагаю, это можно считать положительным ответом.
— Ты что-нибудь
— Ничего нового. Мне должны позвонить на следующей неделе из команды в Швеции, которая, кажется, заинтересована.
Дрожь пробежала по моему животу. Швеция. Я все еще не верила в это.
— Какая команда? — небрежно спросил он. Я сказала ему название, и он кивнул. — Это хорошая.
Я не упустила из виду, что он занимался исследованиями команд или, как их называли за границей, клубов. Но я, черт возьми, была уверена, что не стану поднимать эту тему.
— А как насчет Франции? Германии?
— Я знаю, что она получила ответ от двух команд из Германии, но больше ничего об этом не говорила, а о Франции — понятия не имею.
Я пошевелила пальцами ног под тонким одеялом, которым укрылась в холодной палате. И вдруг вспомнила, что рассказала Францу об Эмбер. Мне еще предстояло рассказать эту историю Култи, и я почувствовала себя виноватой. Он был здесь, со мной, после того, как переволновался из-за меня и, по-видимому, проведет тут ночь, и он не знал всей правды.
— Рей?
— Тако.
— Помнишь, как Эмбер назвала меня шлюхой, а я не хотела объяснять тебе почему?
Култи все еще смотрел в телевизор, когда ответил.
— Я знаю почему.
Что тут скажешь? Моя голова запульсировала, я была в ужасе от его заявления.
— Ты знаешь?
— Да, женщина с лошадиными зубами закатила истерику из-за того, что ее муж — лжец. Ты ушла из команды. — Он взглянул на меня. — Теперь, когда мы затронули эту тему, я должен сказать тебе, какой идиоткой ты была. В той ситуации не было твоей вины, и тренер должен был попрощаться с ней, а не с тобой. Ты быстрее, ты принимаешь лучшие решения, и ты работаешь с мячом намного лучше.
Его речь звучала так без эмоционально, но я не могла осознать все, что он говорил. Я все еще была зациклена на том факте, что он, черт возьми, знал.
— Как ты узнал? — Это должен был быть секрет, черт возьми.
Немец пожал плечом.
— Мой менеджер знает все.
Да, мой рот открылся в недоумении.
— Она слышала об этом?
— Она собирает информацию, чтобы знать все, прежде чем начать убеждать меня что-то сделать. Она провела свое исследование о команде, предполагаю, что тогда она и узнала. Не хмурься. Секретов для нее не существует, я бы не удивился, если она знает обо всех плохих вещах, которые когда-либо делал каждый игрок в команде.
Мои щеки вспыхнули, и я попыталась понять, на что он намекает.
— Ты мог бы спросить меня. Я бы тебе сказала, — проворчала я.
Отказываясь смотреть на меня, он ответил:
— Ты думаешь слишком долго.
Боже милостивый! Я собиралась убить его.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Да. Я уже сказал, что ты идиотка, раз не сражалась с ними, но сейчас я ничего не могу с этим поделать. Если бы кто-то поступил так с тобой сейчас, я бы отнесся к этому иначе. Это больше никогда не повторится, понимаешь?