Култи
Шрифт:
Я смогу принять душ, как только Немец закончит. Пока копалась в рюкзаке, я достала кое-какую одежду для утренней пробежки. На клочке бумаги у телевизора я написала пароль для Wi-Fi. Всего через несколько минут он вернулся в комнату, и его лицо было немного влажным, но в остальном он оставался прежним.
— Я собираюсь принять душ. Пульт от телевизора лежит на комоде, а пароль от Wi-Fi-рядом с телевизором, — сказала я, уже обходя его и направляясь в ванную, чтобы принять душ. Это будет чудом, если не засну в процессе, но я
— Я в порядке, — сказал он, укладывая свои вещи обратно в сумку.
— Ладно, я скоро вернусь.
Менее чем за пятнадцать минут я приняла душ, один из самых быстрых в истории, почистила зубы и надела пижаму. Вернувшись в комнату, я обнаружила Култи, сидевшим на краю большой кровати в тонкой белой майке, нижняя часть его бицепса была обернута каким-то пластиком, и он все еще был в джинсах.
Он поднял взгляд, когда я вошла в комнату, и изобразил на лице что-то, что больше всего походило на улыбку, пока снимал с себя носок.
— Ты в порядке? — спросил он после того, как я бросила стопку грязной одежды у двери и присела на корточки, чтобы достать из сумки пару гольф.
— Да, а что? — Я выпрямилась, убедившись, что моя очень большая и длинная футболка, практически платье до колен, не была заправлена за пояс трусиков.
Он снял второй носок.
— Ты злишься из-за сестры, — небрежно сказал он, бросая два удивительно длинных куска ткани в мою кучу грязной одежды. Я почти начала спорить с ним, уверяя, что со мной все в порядке, но потом поняла, что совру, и он это поймет. Я бросила пару чистых полосатых гольф на верхний матрас и пошевелила пальцами ног. У меня были не самые красивые ступни в этой долбаной вселенной. Я хочу сказать, что они не были уродливыми, но они прошли со мной через ад и вернулись обратно. Я не часто ходила босиком.
— Ах, да. Я немного злюсь, что она решила спрятаться в своей комнате, — вздохнула я, почесывая щеку с грустной улыбкой. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени и наморщив лоб. Рейнер Култи на моей двухъярусной кровати. Что за вид! — Это невежливо с ее стороны, и я очень сожалею об этом. Я уверена, что вы познакомитесь с ней завтра.
Немец пожал плечами, будто ему было совершенно безразлично, встретится он с Сеси или нет, и я не могла его за это винить. Почему его это вообще должно волновать?
— Если она расстраивает тебя, я бы предпочел не знакомиться. Все это выглядит так похоже на трудного и вредного ребенка.
— Она не вредный ребенок. — Я начала защищать ее. — Она просто… боль. Ей было сложно расти вместе со мной и Эриком. Мы близки, мой брат и я, но между ними почти семнадцать лет разницы. Между нами с ней десять лет, и она чуть не убила мою маму во время родов, но мы никогда не говорим об этом, — добавила я, представляя, как Култи поднимает эту тему, чтобы вывести ее из себя.
— Она единственная,
Его глаза, казалось, просверливали меня, прямо в центре груди. Он понимал? Чувствовал то же самое? Я не была уверена, пока он не кивнул, медленно, торжественно, будто вспоминая все, чем пожертвовал в своей жизни ради мечты, которой у него больше не было.
— Да, это нелегкая жизнь, Сал. Большинство этого не понимает.
— Я слышу достаточно всего от других людей, не хочу этого слышать и от своей сестры. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Мне все равно, хороша она в футболе или нет. Во всяком случае, моя мама любит говорить, что мы всегда ссоримся с теми, кого любим больше всего, так что ладно. Мы с папой вечно о чем-то спорим. Наверное, она права. — Я подошла к лестнице, расположенной сбоку от двухъярусной кровати, и ухватилась руками за ее края. — У тебя ведь есть брат, правильно? — спросила я, прекрасно зная, что у него точно есть старший брат.
— Да, — ответил он, откидываясь на кровать. Что-то странное шевельнулось в моей груди, я смотрела, как он сидит на моей кровати в штанах, тонкой майке и с большими босыми ступнями. Это было так по-домашнему, так естественно. Мне очень долго приходилось напоминать себе, что он просто обычный человек, но только теперь, увидев его таким, я действительно это поняла.
Это было так мило. Он был таким милым.
— Я не видел его три года, — неожиданно добавил Немец.
Я взглянула на него сквозь ступеньки лестницы.
— Ого. Почему?
— Мы никогда не были близки. У него своя жизнь, а у меня — своя.
Насколько одиноко это звучит? Конечно, иногда мне хотелось придушить сестру, но иногда она бывала и в хорошем настроении, по крайней мере, несколько раз в год.
— Даже когда ты был ребенком?
Култи небрежно расправил плечи и откинулся на две подушки, прислоненные к стене.
— Я покинул родительский дом, когда мне было одиннадцать, Сал. С тех пор я не видел их дольше одного месяца в году.
«Боже правый» явно читалось на моем лице, я не сомневалась в этом. Я знала, что он учился в какой-то футбольной академии до того, как его карьера пошла в гору, но ему было всего одиннадцать, когда он уехал из дома? Это один из самых трудных моментов в жизни ребенка. И он был таким маленьким.
Господи.
— Ты жил отдельно все время?
Он кивнул.
— А разве ты никогда… тебе не бывало одиноко?
Култи изучал мое лицо.
— Поначалу, но я это пережил.