Култи
Шрифт:
— Да, скоро день рождения моего отца, и я давно не была дома. А ты?
Она распустила высокий конский хвост, и ее длинные черные волосы легли на плечи.
— Я уезжаю завтра утром. Через несколько дней у нас будет пара товарищеских матчей. Я вернусь только через две недели. — Говоря «у нас», она подразумевала национальную команду.
Я всегда поддерживала Дженни и Харлоу и всегда болела за них. Но впервые за долгое время почувствовала укол чего-то похожего на горечь утраты.
— Повеселись, — сказала я ей, только наполовину имея это в виду. Я
— Ты плохая.
Я шлепнула ее по заднице.
— Только когда мне это нужно.
Знакомый стук, который ассоциировался у меня с Култи, раздался на следующее утро в семь пятнадцать. Я не спала уже почти полтора часа, закончив утреннюю пробежку и вернувшись домой, и собирала вещи, чтобы принять душ, перед тем как отправиться в Сан-Антонио. Меньше всего я ожидала, что Немец появится у меня на пороге, тем более в семь утра.
Из кучи одежды на кровати я выхватила толстовку, собираясь ее надеть, но стук стал еще более настойчивым. Нетерпеливый засранец. Я со вздохом подошла к двери, даже не потрудившись заглянуть в глазок.
— Баварская сарделька, — спросила я, открывая замок.
— Ja.
Я широко распахнула дверь и помахала ему, предлагая войти, но замедлила движения, когда заметила, во что он был одет: в рубашку, джинсы и потертые коричневые кожаные ботинки. Это был первый раз, когда я увидела его одетым во что-то, что не было спортивными штанами или шортами. Ха. Секунду спустя я заметила кое-что еще.
Через плечо у него был перекинут рюкзак.
И он пристально смотрел на меня.
Я не смогла не заметить тик на его челюсти, когда он перевел взгляд с майки, надетой поверх спортивного лифчика, которой без малого было уже семь лет, на эластичные шорты, которые больше походили на нижнее белье, чем на что-либо еще.
Я также не пропустила, как его веко начало дергаться прямо перед тем, как взгляд, наконец, скользнул вверх, и подергивание стало еще сильнее.
— Что? — спросила я, когда поняла, что он не двигался ни телом, ни взглядом.
Эти мутные зеленые глаза снова посмотрели на то, во что я была одета. Его слова звучали слишком спокойно и медленно.
— Ты всегда открываешь дверь будучи полуголой?
О, Боже.
— Да, папуля. — Я подмигнула и отошла в сторону, чтобы дать ему возможность войти. — Ты входишь, — я снова посмотрела на его сумку, — или уходишь?
— Я уезжаю, — сказал он, входя ко мне, все еще неодобрительно глядя на мою спортивную одежду.
— Куда это ты собрался? — Я закрыла за ним дверь.
Култи бросил свою сумку прямо рядом с моими рабочими ботинками.
— В Остин.
— Неужели? Почему? — Я имею в виду, Остин мне нравился, как и всем. Я бывала там сотни раз в своей жизни, но он не был моим самым любимым городом в мире. Я не ожидала, что этот парень захочет проводить свои
Немец направился на мою кухню, прямо к шкафам, доставая кружку.
— Сегодня днем у меня там назначен прием.
Не знаю почему я первым делом подумала, что он собирается к пластическому хирургу. Я положила руки на стойку между нами и наклонилась вперед, недоверчиво глядя на него.
— Нет.
Он оглянулся через плечо, нашел маленький чайник и начал наполнять его водой из холодильника.
— Да?
— Рей, дружище, не делай этого. Ты все еще очень красив, и, честно говоря, всегда можно сказать, когда кому-то сделали операцию. Мне все равно, что тебе наплел пластический хирург, но это заметно, — совершенно серьезно сказала я.
Он поставил чайник на плиту, но не включил конфорку. Его широкие плечи опустились, он поднял руку и ущипнул себя за кончик носа. Когда он повернулся ко мне, его глаза были закрыты, а кончик языка торчал в уголке рта.
— Буррито. — Он открыл один глаз. — Я собираюсь исправить мою татуировку.
— Ох. — Ну, я почувствовала себя идиоткой.
Немец кивнул, это движение было очень… Да, он знал и говорил мне, что я ступила…
— Ту, что у тебя на руке? — Она была единственной, о которой я знала.
Он снова кивнул.
Почему он для этого ехал в Остин, когда в Хьюстоне было около миллиона тату-салонов, было выше моего понимания, но пофиг.
— Это здорово. А я возвращаюсь домой. — Потом я поняла, что он не знает, что я имею ввиду под «домом». — В Сан-Антонио. Это недалеко от Остина.
Култи потряс меня до чертиков, когда сказал:
— Знаю. Я заплачу тебе тысячу долларов, чтобы ты отвезла меня в Остин.
— Чего?
— Я заплачу тебе тысячу долларов, чтобы ты отвезла меня в Остин. — Он указал головой на сумку, оставленную у двери. — И за бензин тоже.
Я почесала нос, пытаясь убедиться, что он не шутит. Чутье подсказывало, что нет. Он определенно не шутил.
— Хочешь, чтобы я отвезла тебя в Остин на прием? — не удержалась я и спросила.
Немец кивнул.
— Хорошо. — Я прищурилась, глядя на него, обдумывая, как поступить, и, решив, что наилучшего варианта просто нет, сказала: — Я не знаю, как сказать это, чтобы не показаться плохим другом, который не ценит твое великодушное предложение, но… почему бы не попросить своего водителя отвезти тебя?
— У его дочери сегодня день рождения, — объяснил он.
— И ты хочешь, чтобы я отвезла тебя, хотя ты мог бы заплатить кому-то еще гораздо меньшую сумму, чтобы он сделал это? — медленно спросила я.
— Да.
Ох, парень. Ленивая часть меня, которая была решительно настроена провести четыре дня с родителями, не хотела никуда возить Култи. Потом другая половина меня почувствовала себя плохо, когда я ему отказала:
— Я планировала провести выходные у родителей, и не смогу отвезти тебя обратно сразу после твоей встречи.