Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века)
Шрифт:
К вопросу об отношении «примеров» к генезису литературного реализма нам придется возвратиться в конце исследования, но уже сейчас можно констатировать: по широте охвата действительности, сочетающейся с наблюдательностью и точной неприкрашенностью ее изображения, «примеры» не имеют параллели в средневековой литературе, исключая разве что исландские саги, жанр, расцвет которого приходится на тот же XIII век. Это упоминание саг не случайно: и саги и «примеры» (которые, кстати говоря, усердно переводились на древнеисландский язык) имели хождение в относительно демократической среде, сообщавшей им особые колорит и тональность и во многом определявшей их поэтику.
Как кажется, сказанного достаточно для того, чтобы понять тот интерес, который представляют «примеры» для историка культуры. Изучение может приблизить нас к тому пласту средневековой действительности, который не улавливается другими категориями источников.
В книге главным образом изучены «примеры» из сборников XIII века, и лишь в отдельных случаях приводятся извлечения из более поздних собраний, в которых повторяется материал предшественников. Коллекции, составленные во Франции, Германии, Англии, несомненно, обладают кое-какими особенностями, и там, где возникнет необходимость, эти специфические черты будут отмечены. Немецкие компиляции отчасти перекликаются по своему содержанию с французскими, в английских сборниках встречаются рассказы, почерпнутые из континентальных. В одних случаях налицо прямое заимствование, в других не исключено, что повторяющиеся «примеры» принадлежали к общему фонду, использованному проповедниками в разных странах [10] . Но в целом есть основания утверждать: «примеры» из разных стран Западной Европы и из сборников разных авторов обладали такой степенью сходства между собой, что весь этот массив среднелатинских памятников может быть изучен как единый комплекс.
10
Сборники латинских «примеров», имевшие хождение в славянских странах католического региона, обнаруживают весьма низкую степень самостоятельности, — по большей части это те же «примеры», которые записаны в компиляциях Этьена де Бурбон, Умберта де Роман, «Римских деяниях» или «Золотой легенде». См.: Kultura elitarna a kultura masowa w Polsce poznego sredniowiecza.
– Wroclaw — Warszawa, — Krakow, — Gdansk, 1978, S. 59–76.
Автор «примера» — духовное лицо, которое его записало. Доля его участия в формировании текста была различной, нередко ограничиваясь лишь тем, что это лицо несколько по-своему излагает традиционный анекдот, вычитанный из литературы. В других случаях записывался, при соответствующей обработке, устный рассказ. Множество «примеров» сохранилось в разных вариантах либо вследствие редактирования, которому они подвергались при переписывании, либо в силу того, что они заимствовались из устной традиции, неприметно менявшейся.
Наконец, нужно оговорить, что в ряде случаев тот же самый «пример» приходится привлекать в книге более чем один раз в связи с обсуждением разных аспектов миросозерцания, которое обнаруживается в наших источниках.
Считаю своим приятным долгом поблагодарить В. С. Виблера за ту неоценимую помощь, которую он оказал мне, обсуждая рукопись книги (как и книги «Проблемы средневековой народной культуры»), а также ее рецензентов Е. М. Мелетинского и А. А. Немилова.
Глава 1
Exempla: литературный жанр и стиль мышления
Время расцвета жанра «примеров» — XIII век, хотя традиция эта восходит к более раннему времени и продолжалась на протяжении ряда столетий. Но наиболее продуктивным в этом смысле было именно XIII столетие, точнее, первая его половина, когда «примеры» собирали и записывали такие видные авторы, как Жак де Витри, Этьен де Бурбон, Цезарий Гейстербахский. В «примерах» использован материал древних легенд, хроник, житий, Библии, бестиариев, так же как и мотивы народных сказок, и исследователями были предприняты попытки установления связей «примеров» с фольклором путем индексирования их тематики [11] .
11
Tubach Fr. С. Index exemplorum. A Handbook of Medieval Religious Tales (F. F. Communications, N 204).
– Helsinki, 1969.
Сплошь и рядом в основу фабулы «примера» брали какое-то недавнее происшествие, свидетелем которого мог быть сам повествователь, либо он ссылался на знакомых и очевидцев. В то время как произведения других жанров средневековой словесности пренебрегали большинством тем, касавшихся повседневной жизни народа, в «примерах» они находят самое широкое выражение, ибо «не существовало таких банальных или вульгарных обстоятельств, которые не затрагивали бы (с точки зрения средневекового духовенства) вечного спасения души» [12] . По выражению итальянского исследователя, «примеры» представляют собой «Библию повседневной жизни» [13] .
12
Bremond Cl., Le Goff J., Schmitt J.-C. L’«exemplum» (Typologie des sources du Moyen Age occidental, Fasc.40).
– Turnhout-Bruxelles, 1982, p. 79.
13
Battaglia S. La coscienza letteraria del Medioevo.
– Napoli, 1965, p. 474.
Что такое exemplum? Исследователи не раз останавливались на вопросе о его определении. Дефиниции, которые они дают, не слишком сильно расходятся между собой [14] . Вот, кажется, последняя по времени формулировка: «Exemplum — короткий рассказ, принимаемый за истинный и предназначенный для включения в речь, как правило, в проповедь с целью преподнести слушателям спасительный урок» [15] . Правда, специалисты подчеркивают неясность и нечеткость подобных дефиниций, поскольку «exempla» представляет собой собирательное понятие, объемлющее разные литературные жанры [16] . Поэтому для уточнения приходится выделять типы «примеров»: 1) извлечения из древних легенд, хроник, житий или из Библии; 2) анекдоты из современной жизни или воспоминания автора о неких происшествиях; 3) басни и народные сказания; 4) моральные заключения, заимствованные из бестиариев [17] . С подобными определениями и разграничениями в целом можно было бы согласиться. Однако приведенная дефиниция представляется все же слишком формальной, — едва ли она раскрывает специфику природы средневекового «примера». Для понимания последней необходимо от формальных признаков обратиться к таким, которые относятся к содержанию «примеров».
14
Crane Th. Fr. The Exempla or Illustrative Stories from the Sermons of Jacques de Vitry.
– London, 1890, p.XVII f.; Welter J.-Th. L’exemplum dans la litterature religieuse et didactique du Moyen Age.
– Paris — Toulouse, 1927, p. 1–2.
15
Bremond Cl., Le Goff J., Schmitt J.-C. Op. cit., p. 37–38.
16
Schenda R. Stand und Aufgaben der Exemplaforschung.
– Fabula, Bd. 10, 1969, S. 69–85.
17
Lecoy de la Marche A La chaire francaise au Moyen Age specialement au XIIIе siecle.
– Paris, 1868, p.280.
Наиболее существенно для специфики жанра «примеров» то, что этот предельно короткий рассказ, в котором всегда минимальное число действующих лиц, несет на себе колоссальную смысловую нагрузку. В самом деле, на пространстве в несколько (или в несколько десятков) строк появляются два мира. Перед нами обыденный земной мир, точнее, незначительный, казалось бы, его фрагмент — монастырь, монашеская келья, церковь, рыцарский замок, дом горожанина, деревня, а то и просто дорога или лес, и в этом малом уголке умещаются один-два, самое большее, несколько персонажей. Но в это земное пространство вторгаются из мира иного Христос, Богоматерь, святые, умершие, которые сохраняют связи с миром живых и заинтересованы в его делах, бесы и даже сам Сатана.
Насыщенность минимального по объему текста «реалиями» обоих миров, воплощение в нем всего макрокосма, каким он рисовался сознанию средневекового человека, — первая существенная черта «примера». И с нею самым непосредственным образом связана другая его черта, с особой силой выражающая его своеобразие. «Пример» являет собой своеобразный «хронотоп» (термин М. М. Бахтина, обозначающий пространственно-временно?е единство произведения). В некоторый краткий момент, бесконечно далекий, легендарный или, наоборот, предельно приближенный к моменту проповеди, в некоем пространстве, опять-таки либо неопределенном и условном, либо вполне конкретном и всем хорошо знакомом, происходит необыкновенное, чудесное событие. Это событие представляет собой результат соприкосновения, встречи двух миров — земного, где фигурирует персонаж «примера» — монах, крестьянин, рыцарь, бюргер, кто угодно, — с миром потусторонним, не подчиняющимся законам протекания земного времени. Вторжение сил мира иного — добрых или злых — в мир людей нарушает ход человеческого времени и вырывает их из рутины повседневности. Создается небывалая, экстремальная ситуация, коренным и часто роковым образом воздействующая на героя «примера».
В этом на миг образовавшемся специфическом «хронотопе» происходит коренное преобразование мира людей: действие, совершающееся в реальном земном, человеческом пространстве, вместе с тем соотнесено с адом, раем, чистилищем; человек, который молится в церкви или покоится в своей постели, одновременно оказывается пред лицом высшего Судии на Страшном суде или влекомым по адским местам; к нему являются божество или нечистая сила. Человек, поутру спешащий на рынок или вечером пирующий с собутыльниками, внезапно попадает туда, где царит вечность… Это столкновение двух миров, пересечение разных систем отсчета времени и несовместимых пространств порождает ситуацию, в которой действие происходит и там и здесь и, следовательно, ни там, ни здесь, а на каком-то совершенно ином пространственно-временно?м уровне, в новом «хронотопе».