Культура повседневности: учебное пособие
Шрифт:
Открытие радио, ТВ, наконец, создание всемирной сети Интернет расценивается как конец «галактики Гуттенберга» и наступление новой коммуникативной эры, в которой, кажется, не остается места свойственным письменной культуре интеллектуальным добродетелям писателя и читателя. Новые медиа опираются на аудиовизуальные формы коммуникации, которые уже не требуют обсуждения, анализа, обоснования, а воздействуют на зрителя непосредственно, магнетопатически. На самом деле это не является чем-то абсолютно новым. Еще христианство использовало магию образов и звуков, а православие и до сих пор придерживается иконофилии. Икона, как и экран, обладает самодействующей чудодейственной энергией, воздействующей на зрителя помимо рефлексии.
Возможно, мы лучше поймем суть и силу иконы, если обратимся к анализу медиакратических технологий. Сходство восприятия иконы и ТВ-изображения состоит в том, что они не отсылают к чему-то стоящему за ними или над ними. Этим они отличаются от знаков, которые воспринимаются не сам по себе, а как носители значения. В процессе восприятия мы стремимся сравнивать воспринимаемый нами образ с «самим предметом», и хотя понимаем, что это невозможно, стараемся хотя бы не путать образ и то, что он отражает, иначе мы окажемся в психбольнице. Точно так же знак отсылает к значению. Итак, наши обычные образы и знаки наделены некими двойниками, в роли которых могут выступать как предметы, так и идеальные сущности. Наоборот, экранные образы не отсылают к какой-то «истине», позволяющей проверить визуальное сообщение, а сами стали самоценной реальностью. Даже реклама вовсе не озабочена соответствием реальности, ее задача состоит в моделировании жизни. По-видимому, именно византийская икона впервые заменила трансцендентного невидимого Бога его изображением. Поэтому для византийских богословов вопрос о доказательстве бытия Бога не стоял столь остро, как для католических.
Но это наблюдение не только не снимает, но и, наоборот, обостряет наш вопрос, вопрос о единстве, может быть даже о солидарности. Христианство всегда гордилось тем, что предложило людям новый союз, основанный на любви и вере. В этом случае его символика, и прежде всего изображения Святой Троицы, Христа и Богоматери, должны обладать некими «магнетическими» свойствами, эманировать любовь «святого семейства» на всех страждущих, приглашать их к себе, обещая спасение.
Сила современных экранных медиумов по сравнению с книгой состоит в том, что они опираются на образ и звук. Интеллектуалы возмущены тем, как ведутся рекламные или избирательные кампании. Напротив, «рекламщики», «пиарщики» и «имиджмейкеры» постепенно осознают, в чем состоит, откуда исходит сила образов и звуков. Она проистекает не из идей, истин или сущностей, она не предполагает рефлексию, т. е. переключение внимания с вида знака на сущность, значение того, что этот знак представляет. В масс-медиа образы представляют сами себя и не отсылают к тому, чему учат в университете. Поэтому изображения вещей или политиков в рекламных роликах воздействуют по-иному, чем интеллектуальные знаки. Зритель видит красивую вещь или внушающее доверие лицо политика, слышит бархатный завораживающий голос, попадает под воздействие завораживающего взгляда. Это принципиально иные знаки, способ воздействия которых на поведение не предполагает рефлексии.
Знаки власти имеют весьма древнюю историю. Самые ранние изображения царя отождествляют его с солнцем, которое, возвышаясь над землей, освещает ее ярким светом. На древнеегипетских рисунках фараон изображен как посредник, наместник бога-солнца, и только он непосредственно соприкасается с его лучами. Что означает устойчивость этой метафоры, почему «король-солнце» остается неизменным символом власти, что символизируют лучи света? Несомненно, лучи – это главные орудия силы-власти, освещающие, делающие тайное явным, испепеляющие, карающие огнем непослушных. Но не только. Само солнце-власть остается невидимым, оно являет себя посредством света, право распоряжаться которым предоставляется королю. Он является самым первым, в руки которого непосредственно попадает световая субстанция. Он становится ее пользователем и распорядителем. При этом, передавая субстанцию власти своим слугам, он остается невидимым для остальных. Так задается тема присутствия и отсутствия, остающаяся главной в европейской метафизике до наших дней.
Если отождествление короля с богом или солнцем кажется привычным и самопонятным и может служить основой истолкования метафизики присутствия и отсутствия, то как следует понимать льющиеся от солнца лучи? В древности это понимали не только как освещение, являющееся условием восприятия предметов, но и как эманацию самих форм, которые созданы богом и не присутствуют в вещах изначально. И сегодня свет – это не нечто эфемерное. Благодаря развитию радио эфирная субстанция оказалась одной из самых значимых в современной культуре.
Итак, солнце излучает энергию, которая доходит до потребителей, минуя огромное количество посредников, каждый из которых, участвуя в ее циркуляции, старается урвать свою долю. В самой непосредственной близости к солнцу и свету находится бог. Нимб вокруг его головы, как и корона у короля, означают их близость к творцу бытия. Как далее происходит эманация бытия? Нимб и корона надеты на голову – это означает телесный контакт, и, стало быть, одним светом общение не обходится. Как известно, кроме света старая метафизика разрабатывала метафоры пневмы и сердца. Таким образом, кроме света еще дыхание и кровь использовались как медиа-каналы общения с бытием.
Апостольский тип коммуникации отличается от радиально-лучевого по своей форме. Христос сообщает истину непосредственно своим ученикам и, умирая, передает слово апостолам. Это слово, понимаемое как «благая весть», первоначально распространяется как воспоминание. Однако впоследствии оно соединяется с имперской техникой власти. Как и благодаря чему стал возможен столь тесный союз христианской церкви и государства? Их объединение стало возможным благодаря тому, что они построены на одинаковом соотношении центра и периферии. Солнце, которому поклонялись язычники, и христианский Бог мыслятся как центры бытия, посылающие на землю свои знаки. Они непонятны непосвященным и требуют интерпретаторов, которые переводят знаки бытия на национальный язык. Христианская коммуникация опирается на устное сообщение. Христос появился на свет через лоно Девы Марии, ставшей благодаря выбору Бога своеобразным медиа-каналом. Он был послан со специальной миссией «исправления имен», ибо знаки бытия были искажены недобросовестными медиаторами. Как сын Бога он проповедовал от его имени. После смерти Христа медиумами Слова стали апостолы, которые его непосредственно слышали и дословно передали церкви и ее иерархам.
Различные способы переплетения солярно-лучевого и апостольски-звукового типов коммуникации можно обнаружить при изучении истории не только философской мысли, но и искусства. Например, в философии весьма живучими, отчасти конкурирующими, но в значительной степени дополняющими друг друга оказываются платоновско-плотиновские, опирающиеся на воспоминание и эманацию, и аристотелевские, опирающиеся на логику и риторику, модели коммуникации с бытием. Точно так уже ранние изображения символов власти фараона включают, во-первых, непосредственный контакт царя с бытием, а во-вторых, череду вестников – слуг, предъявляющих народу эти знаки власти. Итак, первый тип коммуникации, которая, строго говоря, является невербальной и понимается как эманация, благодать, откровение, характеризует общение избранного для этой цели самим богом лица – жреца или царя – с самим бытием. Второй тип коммуникации складывается в ходе общения избранника с народом и опирается либо на письменные знаки, либо на устные сообщения. Среди людей, обслуживающих медиальную машину, есть герольды, громко и повсеместно объявляющие приказы короля.
Вопрос о власти – это вопрос о медиумах. Эффективно и успешно правит тот, кто понимает не субстанциальную, а медиальную природу власти. Поэтому неправильно считать, например, римского императора Нерона безумцем, водрузившим на голову золотую корону, построившим золотой дворец, воздвигшим гигантскую статую, изображавшую его в виде бога-солнца, а также возомнившим себя в последние годы первым актером в театре мира. Если Нерон и был безумцем, то таким, к которому поистине применимо прилагательное «гениальный». Да, его ненавидел народ, и он, будучи загнанным толпой в угол, покончил собой, отрепетировав перед смертью различные позы, достойные мертвого императора. Возможно, ошибка Нерона состояла в нарушении равновесия вербальной и невербальной коммуникации. Возможно, он переоценил себя как избранника богов и поэтому не слушал голоса народа. Но и в этом случае он был последователен. Если коммуникация идет от центра к краям, то он должен слушать повеления богов, а не людей. Если Рим – это политическая фикция, то задача императора состоит в том, чтобы хорошо играть свою роль. Возможно, Нерон, которого считали неудачным актером, растрачивал себя на пустяки и плохо играл свою главную роль императора. Но метафоры короля-солнца и короля – главного актера в театре жизни остались в истории. Конечно, короли чаще всего мыслили себя на основе первой метафоры и особенно охотно надевали на голову корону. Но и не афишируемое столь широко искусство игры и интриги также было и остается неотъемлемой частью политического искусства.
Как сочетались, согласовывались эти две различные модели коммуникации? Одна из них опиралась на лучистую энергию света, образов, символов и знаков и таким образом лучше соответствала природе власти, суть которой сила, а не убеждение и обоснование на основе переговоров. Власть стремится подавлять великолепием, ее знаки имеют магический характер. Господин является харизматической личностью, он воздействует не логикой, а магнетизирующим взглядом. Конечно, имперская техника власти предполагает передачу определенных сообщений, но это прежде всего приказы и указы, которые, как известно, не обсуждаются. Такая техника предполагает соответствующую ей градацию добра и зла. Слуга должен быть скорее послушным, чем образованным. Он не должен заботиться о самом себе. Как писал Ю. Мисима, для самурая (идеального слуги) нет награды выше, чем отдать жизнь за господина. Напротив, апостольская коммуникация опирается больше на устную речь, а образы, письменные и прочие знаки считает вторичными по отношению к непосредственному устному сообщению. Из ее техники следует относительная независимость слуги-интерпретатора и истолкователя, «кодекс чести» которого включал представление о свободе воли, что впоследствии стало опорой гуманизма. Конечно, христианская бюрократия наложила свои требования и ограничения, предъявлявшиеся к божьим слугам. Именно они стали основой кодификации грехов, а не размышления святых подвижников о сути греха как такового.