Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций
Шрифт:
Полностью здорового общества не бывает, всегда и на всех этажах социальной пирамиды есть предатели, приспособленцы и прочие узники нечистой совести. Но общество должно уметь избавляться от шлаков. Неспособность освобождаться от шлаков отравляет весь организм. Единственное, чего нельзя отравить и парализовать — свободную волю (здорового) человека. Вот только здоровых слишком мало на общем фоне.
Д. Ольшанский наделяет индивида массы такими характеристиками, как анонимность и отсутствие сознательной личности, снижение рациональности и интеллектуальности, стремление к осуществлению внушенных идей, ориентация индивидуальных мыслей и чувств в направлении массовых, что уже есть гиперконформизм[127]. Человек по-настоящему живет не тогда, когда упивается благосклонным расположением начальства, не тогда, когда получает зарплату, не тогда, когда уделяет внимание своим дорогим игрушкам и различным гаджетам — не в эти моменты избытка жизни. Человек живет тогда, когда не только думает по совести и долгу, но и поступает соответствующим образом. Смелость, готовность взять на себя риск означает полноценную и полнокровную жизнь. Человек живет в пограничных ситуациях, когда его бытие встречается с ничто, с чистой аннигиляцией. А конформисты, ницшеанские «последние люди», комфортно чувствующие себя в условиях своей конформизации, ощущают избыток жизни, что парадоксальным образом указывает на ее отсутствие. Они наслаждаются собственным уничтожением. В. Франкл справедливо называл конформизм и тоталитаризм двумя следствиями экзистенциального вакуума, следствиями
Потребительски мыслящий конформист не пытается стать выше себя, не принимает ценность личностного развития. Интеллектуально-духовный путь развития представляется ему тупиковым и совершенно ненужным, так как он не облегчает достижения желаемых ценностей. В этом заключается вульгарность конформно-потребительского сознания. Конформист может понимать свою косность и ограниченность, но это понимание не стимулирует его к самосовершенствованию, не придает ему мотивацию к этому благородному процессу. Единственное, к чему оно ведет, так это к пробуждению ненависти к «другим», отличающимся от масс (согласно X. Ортеге-и-Гассету, масса ненавидит все отличное от нее[129]). Представляется, что за этой ненавистью и озлобленностью зачастую скрывается обычная зависть к тому, кто лучше, благородней, умнее и утонченней. В итоге соприкосновение малообразованного и эстетически неразвитого человека с высокими культурными образцами, не являющимися на сегодняшний день культовыми, может вызвать реакцию отвержения, отвращения и непонимания. Р. Барт утонченным образом высмеивает критическую позицию невежд, где объектом критики является то, что они понять не могут. Такой критик, признаваясь в непонятливости, сомневается в ясности произведения, на которое обращен его взгляд. Он следует принципу «Я не понимаю — значит, вы дилетанты». «Вам не объяснить философов, а вот они вас объясняют»[130], — не без доли иронии пишет автор «Мифологий». От себя добавим, что презрительное отношение масс к той культуре, высот которой их мышление не достигает, совершенно необоснованно. Оно — это отношение — поддается сугубо психологическому описанию (чувство общности с себе подобными как «своими» с одновременной ненавистью к «другим» — результат некоего вытеснения осознания своей интеллектуально-эстетической неполноценности), но при этом лишено четких оснований, которые могли бы обеспечить ему право на существование.
Если феномен конформиста-потребителя становится широким и всепоглощающим, то закономерным образом общество массифицируется, а культура становится однообразной. Если же происходит демассификация индивидов, то на более масштабном уровне население тоже демассифицируется, что приводит к усложнению и многообразию культурного потенциала данной социальной среды. И лишь степень развития на данный момент (актуальный уровень) и стремление к саморазвитию в дальнейшем (потенциальный уровень) субъектных качеств — сущностная автономность, осознанный характер жизнедеятельности и целостность мировоззренческой позиции[131] — являются неким гарантом подлинности как отдельного субъекта, так и присущей ему общности, усиливающим возможность противостояния внешнему давлению и манипулятивным воздействиям. Данные качества в своей совокупности дают человеку возможность осознать себя в окружающем мире, определить свою сущность в качестве элемента мира и социальных систем, наделяют человека способностью к рефлексии, к формированию собственной картины мира и ценностных ориентаций. Человек, стремясь сохранить свою субъектность, старается противостоять слиянию с массами, то есть реализует негэнтропийный механизм своего развития, который характеризуется в синергетике так: сложная нелинейная система эффективно противостоит разрушительному действию хаоса только в том случае, когда она находится вдали от равновесия по отношению к окружающей среде, то есть не сливается с внешней массой. А состояние равновесия со средой, по замечанию Н.М. Калининой, равнозначно смерти[132]. Конечно, в случае изучаемого нами явления — конформной массы — смерть стоит понимать не в прямом (физическом) смысле, а скорее в психологическом, культурном и социальном.
Консьюмеры только думают, что поступают в соответствии со своей субъектной позицией, а на самом деле они детерминированы внешними обстоятельствами. Причем детерминировано не только их поведение, но и мышление. Субъектная позиция представлена в активноизбирательном, инициативно-ответственном, преобразовательном отношении личности к самой себе, к действительности, к миру и жизни в целом[133]. А. Назаретян с удивлением отмечает, что люди пост-советского времени, подвергшиеся принуждению проголосовать в поддержку какого-то кандидата, нисколько не возмущались сложившейся ситуацией, а скорее наоборот, радовались, что их избавили от ответственности выбирать и сделали все за них[134]. Ответственность обычно гнетет, и человек стремится избежать ее, а вместе с тем избежать свободы в принятии решения.
Как утверждают психологи, свобода требует внутренней упорядоченности, а жизнь в условиях несвободы приводит к когнитивным нарушениям. Нарушения когнитивной иерархии компенсируются несвободой. Незрелость, деформации и распад когнитивной иерархии вызывают состояние неопределенности, которое компенсируется опорой на внешние иерархически организованные структуры. Внутренний порядок заменяется внешним порядком, идентичность — преданностью, когнитивная иерархия — социальной иерархией, вера в мудрость начальства и любовь к многоуровневым бюрократическим структурам заменяют неопределенность, неуверенность и непонимание, вызываемые состоянием свободы[135]. Описанный здесь феномен безответственности и свойственную ему ориентацию на внешние (партия), а не на внутренние (Я сам) инстанции, авторы называют деиндивидуацией. Термин «субъект политической жизни» исчерпал себя, если говорить о конформно настроенных массах. Сознательность утрачивается под прессингом красивой рекламной манипулятивности, действующей на бессознательное. Индивидуальность утрачивается под прессингом рекламных апелляций к «грамотному и знающему» большинству и к атомизирующей личность культуре потребления. Да и ни о какой активности не может идти речь, когда, например, представители правящей партии, приходя в государственное учреждение, только успевают заявить о себе, как все сотрудники этого учреждения моментально становятся на их сторону. Активность есть, но бессубъектная, бессознательная и безизбирательная. А это уже не активность. Именно послушность как следствие отсутствия самостоятельного критического мышления, по свидетельствам многих авторов[136], — оплот тоталитаризма, его основание. А.А. Гусейнов справедливо замечает, что конформность, смирение и пассивность не оппонируют насилию, а только его дополняют и усиливают[137].
«Так называемое этическое поведение среднестатистического человека настолько конвенционально, что это скорее конвенциональное поведение, нежели по-настоящему этическое, такого рода поведение не основывается на внутренних убеждениях и принципах, это не более чем бездумное следование общепринятым нормам»[138]. Таким образом, гиперконформизм, безоценочное следование за сомнительным лидером присуще именно обывателю, среднестатистическому человеку. Самоактуализированный человек, в отличие от него, способен восстать против условностей и невежества, не скрывая своего недовольства, и тем самым проявить свое Я, свою субъектную позицию. Его контакты с внешним миром, предъявляющим свои конвенции и правила игры, «определяются прежде всего желаниями и планами самореализующейся личности, а не давлением окружения»[139]. А «среднестатистический человек зачастую не имеет ни малейшего представления о том, что он представляет собой на самом деле, чего он хочет, что он думает, какова его точка зрения»[140]. Человек, которому такое значение придает А. Маслоу, способен отстоять свою автономность и независимость, чем он и отличается от бездумного конформиста.
Пока народ, погруженный в свои идеалистические мечтания и потребительскую суету, предпочитает воздерживаться от общественно-политической активности, власть имущие будут продолжать пользоваться его пассивностью. Буквально пригвожденные к своей рубашке, дому, кошельку, эмигрировавшие глубоко в частную жизнь, капитулировавшие в дискурсивную практику потребительских удовольствий, консьюмеры не позволяют себе думать о более глобальных вещах. Они не умеют соизмерять собственные ценности с необходимыми аспектами сосуществования с природой и обществом. Погруженные в меркантилизм аутореферентности (замкнутость на себе), увлеченные собственной карьерой, плотскими развлечениями, техническими гаджетами, семейными проблемами, взаимоотношениями с друзьями, шопингом, они продолжают разводить в стороны понятия «личное» и «политическое», совершенно не задумываясь о том, что эти явления взаимосвязаны. В желании обеспечить себе индивидуальную стабильность путем непротивления злу, обывательские массы проявляют политическую индифферентность и впадают в самый настоящий солипсизм. Находясь в болоте примитивного обывательского счастья, они наивно полагают, что так оно и должно быть. Отдавая право какому-нибудь высокостоящему господину самолично наводить порядок в стране и освобождая этого господина от общественного контроля (путем невмешательства в политические дела), консьюмтариат отдает ему не только свои надежды и право на контроль за правительством, но и право на волюнтаризм, сопряженный с антинародными решениями. Общество становится гражданским только тогда, когда составляющие его люди коллективно отстаивают свои гражданские права.
Нельзя забывать, что человек становится именно тем, кем хочет стать. Ему дано право выбора, которым он все равно сознательно или бессознательно пользуется. Но можно отказаться от выбора (тем самым — отказом — его совершив) и обречь себя на безответственное существование, отдавшись внешним тенденциям — моде, квазиидеалам и т. д. Ведь «плыть по течению» — это тоже выбор, это принятие решения не принимать больше никаких решений. Человеку современности катастрофически не хватает воли к власти над самим собой которая позволяла бы ему сопротивляться чуждой воле к власти над другими. Пока проявляется эта нехватка, его жизнь остается основой не столько для созидательного становления себя самой, сколько для наращивания сил властной инстанции, превратившей жизнь конформиста в для-себя овеществленность. в ресурс. Человеку современности необходимо обрести не выбор (выбор есть всегда), а умение и решительность выбирать в соответствии с высокой нравственной культурой, а не в соответствии с низостью послушной толпы. Право достойно того, чтобы за него бороться, и в обязательном порядке требует не конформного послушания, а решительной борьбы, силы отстаивать себя. Только тот свободен духом и силен, кто позволяет себе провозглашать решительное «нет» там, где это «нет» опасно и где все остальные по-холуйски бормочут «да». Социальным низам жизненно необходимо консолидироваться в единую солидарную общность; именно консолидация позволяет низам численностью и единством компенсировать отсутствие в их руках ресурсов и, соответственно, возможностей социального влияния. Если верхи обладают этими возможностями, у низов должны быть основанные на «общем деле» (а не разрозненности индивидуальных проблем каждого) солидарность и гражданская решительность как орудия в борьбе за лучший мир. Быть может, когда гражданственность поднимется на достаточный уровень, из нашего уклада исчезнут подлые и рабские черты, укорененные в поговорках «чей хлеб ешь, того и обычай тешь», «мимо пройти и не украсть — люди дураком назовут», «молчи больше — проживешь дольше», «в какое стадо взлетел, так и гаркай», «меж волками вой по-волчьи, меж свинями хрюкай по-свинячьи», «закон что дышло — куда повернешь, туда и вышло», «судейский карман что поповское брюхо», «деньгам все повинуются», «деньги не пахнут», «стыд — не дым, глаза не выест», «казна — как корова, не доет ее ленивый», «рука руку моет, вор вора кроет», «конь любит овес, а воевода привоз» и т. д.
Проведенный социологический опрос интеллигенции показал следующие результаты: 52 % считают, что интеллигент должен сотрудничать с властью, а не оппонировать ей, в то время как всего 10 % настроены на несогласие. 55 % — носители пассивного осознания ответственности за судьбу общества, активное осознание присуще менее 20 %. 90 % не выражают публично свою точку зрения[141]. Несмотря на то, что в исследовании выборка была довольно мала — всего 100 человек, — результаты весьма показательны. Они говорят о неутешительном состоянии современной интеллигенции, которая утратила некоторые свои атрибутивные качества. Так, интеллигент должен не только иметь высшее образование, но и уметь критически осмыслять действительность. «…Когда носитель духа и мысли, интеллигент, мыслит несвободно, то тогда никакой он не интеллигент, а скорее вольный или невольный агент влияния»[142]. Свободная мысль, если она действительно свободна, рождает свободное слово или даже свободное действие; интеллигент — соискатель правды и заступник за правду. Его мысль и голос должны быть факелом свободы и гуманизма в пещере теней.
Определение интеллигенции только по критериям уровня образования и профессиональной принадлежности не дает полной картины, поскольку таковой (формальный) подход обращен в наибольшей степени к количественному аспекту, а не к качественному. Образование и специфика труда не указывают в обязательном порядке на интеллигентность, а выступают в роли условий, способствующих ее развитию в человеке. Поэтому согласимся, что определить интеллигенцию как социальный слой «можно, только исходя из его внутренних характеристик — особой роли в социальной жизни, ценностей и целей деятельности этого слоя»[143]. Интеллигенция — не та прослойка, каждый представитель которой обладает дипломом вуза. Интеллигенция — социальный слой людей, занимающихся высококвалифицированным умственным трудом, которым не чужд высокий интеллект и широкий кругозор, творческая культурообразующая активность, свободомыслие, честность, чувство ответственности за общество, смелость в высказывании собственного мнения, преданность гуманистическим и демократическим идеалам, следование долгу, поиск социальной правды, чувство справедливости, наконец, «безумство храбрых». Интеллигент отличается высоким интеллектом, сопряженным с духовно-нравственным началом. Он олицетворяет собой все лучшее, высокое и прогрессивное, из чего состоит общественно-культурный багаж. Интеллигент находится в постоянном гносеологическом поиске Истины как результата осмысления окружающей действительности и в постоянном нравственным поиске Правды как этического императива, означающего общественное благо и норматив социальной жизни для каждого человека. Нравственность — это не продукт внешних норм, не то, чему человека вынуждают следовать. Нравственность безусловна, непослушна и неуправляема. Ей не нужны кодексы, законы и санкции. Она просто есть не благодаря им и несмотря на них. Она — внутренний импульс нравственного человека, от которого он не может отделиться. Ей можно научить, ее можно привить воспитательными средствами, но ее нельзя навязать. Человек, своим поведением подчеркивающий почтение к закону и к высоким нормам антропного общежития, но делающий это в силу страха навлечь на себя порицания юридического или просто общественного характера, едва ли является нравственным, ибо по совести поступающий тот, кто действует сообразно совести, а не сообразно конвенции, согласно которой так поступать надо и опасно поступать по-другому. Наконец, нравственность — свойство не только интеллигента, но и любого гражданина в здоровом обществе.